Люди, которые не могут вернуться с войны. Можно ли победить посттравматический синдром?
Последней по времени войной на Кавказе стали полномасштабные боевые действия в зоне карабахского конфликта 2-6 апреля 2016 года. Она вошла в историю как “апрельская война”, или “четырехдневная война».
Это было самое крупное и кровопролитное обострение с момента заключения перемирия в 1994 году. По официальным данным, за те четыре дня погибли более 200 человек с обеих сторон.
Карабахская война — вооруженный конфликт между армянами и азербайджанцами — произошла в 1991-1994 годах на территории бывшей Нагорно-Карабахской автономной области Азербайджана и окружающих ее районов.
Война закончилась подписанием перемирия, но перестрелки периодически продолжаются.
Нагорно-Карабахская Республика существует как де-факто независимая республика, не признанная ни одним государством мира, включая Армению. Ее население составляют этнические армяне, после того, как местные этнические азербайджанцы стали вынужденными переселенцами.
Азербайджан считает Карабах и территории вокруг него, занятые в ходе войны, оккупированными и требует их возвращения. Переговоры об урегулировании конфликта при международном посредничестве до сих пор не дали результатов.
Тяжелые психологические последствия — посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) — остается актуальной проблемой для ветеранов конфликта в Карабахе с обеих сторон.
Корреспонденты JAMnews поговорили об этой проблеме с ветеранами и психологами в Азербайджане и Армении.
“Ты же мужчина! Как ты можешь плакать?” Истории ветеранов из Азербайджана
Башир Китачаев, Баку
Гасыму [имя изменено – ред.] 64 года, он инженер-технолог в нефтяной компании, иногда играет на гитаре в группе, любит рок-н-ролл, живет один.
Когда началась карабахская война, Гасым работал в цехе по оформлению зданий мозаикой. У него был диплом престижного бакинского вуза по специальности и опыт работы на нефтяных платформах в Туркменистане.
- Этапы карабахского конфликта в 1990-х и какими были попытки решения
- Карабах: почему армяне восстанавливают мечеть?
- Три года «апрельской войне» в Карабахе. Что она изменила? Эксперты в Баку и в Ереване
В 1993 году Гасыма призвали в армию. Там были отчаянно нужны офицеры, а в вузах в программу входил курс военной подготовки, так что вместе с дипломом студент получал и звание лейтенанта.
Курс обучения на офицера Гасым прошел за полтора месяца – вместо положенных нескольких лет – и отправился на фронт в должности командира противотанкового расчета.
Гасым вспоминает, как тяжело пришлось неподготовленным новобранцам:
«Я помню, как мы попали под минометный обстрел. Мы все попрятались кто куда. Я прыгнул в яму. Вокруг падали и рвались мины. От ужаса я зарылся лицом в землю, закрыл голову руками. Была только одна мысль — хоть бы это быстрее закончилось. Когда обстрел прекратился, я едва смог подняться — мышцы затекли от напряжения. Я сам не слышал, но, кажется, я кричал, потому что очень болело горло».
Гасыму пришлось участвовать в тяжелых боях, видеть, как гибнут его товарищи-сослуживцы. Военные действия закончились в 1994 году, он же вернулся домой только в 1996-м.
Через месяц после возвращения домой Гасым проснулся ночью от сильного чувства тревоги и закричал, перепугав родных.
«Я немного успокоился и уснул, но ненадолго. Тревога вернулась, опять кричал от ужаса. Я вышел из дома, но мне не хотелось никуда идти. Весь следующий день я метался и не знал, что делать, а ночью снова бродил по городу, утомлял себя специально, чтобы уснуть».
Гасым пошел в больницу, где его наблюдали разные врачи — психотерапевты и невропатологи. Никто не понимал, что с ним, сначала его долго лечили от невроза.
Гасым обратился к психологу, который, как ему сказали, учился в США. Тот посоветовал секс и морской воздух. Потом ему попался молодой врач, который поставил верный диагноз и выписал лекарства.
«Мне становилось легче, когда я чувствовал запах своей униформы. Врач посоветовал надевать ее и гулять. Я любил ходить в лес за городом. Его запах напоминал мне Карабах, тянуло обратно. Я подолгу мог лежать в поле и смотреть, как неподалеку проезжают поезда».
Ностальгия по войне – один из симптомов посттравматического расстройства у ветеранов. Другие симптомы: депрессия, трудности в общении, головные боли, бессонница, суицидальные мысли и агрессия.
В Азербайджане никогда не было государственной программы по психологической реабилитации ветеранов карабахской войны. Как говорит психолог Азад Исазаде, тогда в стране просто не было квалифицированных психологов. Ветеранов лечили невропатологи и психиатры, и то в индивидуальном порядке. Случаи излечения можно пересчитать по пальцам.
Как говорит Исазаде, посттравматическое расстройство лучше всего лечить, пока оно еще «свежее», чтобы военные могли адаптироваться к мирной жизни и не получить вторую травму от возвращения к ней.
«Ветеран возвращается из окопов и попадает в совершенно другую реальность: город светит яркими вывесками, люди ходят по ресторанам. Ему приходится иметь дело с непониманием со стороны людей или государства, со стороны близких. На фронте им проще – было понятно, кто друг, а кто враг, были четкие задачи».
Психолог говорит, что люди с крепкой психикой могут благополучно пережить стресс и стать, например, профессиональными военными либо вернуться к мирной жизни. А у некоторых ПТСР может проявиться через довольно продолжительное время.
По словам Гасыма, прогулки в военной форме помогали ненадолго.
«Однажды я посмотрел на себя в зеркало и мне стало страшно. Лицо изменилось от нервного истощения. Я был раньше гурманом, а теперь не чувствовал вкуса еды. До войны я обожал музыку, а после — не мог слушать и десяти минут. Все раздражало и ничего не хотелось, были навязчивые мысли о самоубийстве».
После полугода в больнице все деньги Гасыма ушли на дорогие лекарства. Он попробовал алкоголь, но это не помогало расслабиться. Домашние его не поддерживали, девушка ушла, сказав, что боится его.
«Меня раздражало небрежное отношение близких. Отец говорил мне: «Ты же мужчина! Ты офицер! Как ты можешь кричать, плакать?!». Мне очень хотелось, чтоб меня просто погладили, успокоили.
Как-то раз позвонил племянник из России. Он предложил переехать к нему в Пермь. Отец уже так со мной замучился, что не возражал».
В Перми Гасым по совету племянника поселился в общежитии при мужском монастыре посреди лесов, где каждый мог получить бесплатную еду и крышу над головой в обмен на помощь по хозяйству.
Свежий воздух, натуральная еда, отвары трав, самогон из ягод, тишина и покой монастыря помогли Гасыму закончить войну внутри себя. Ветеран вернулся в Баку через два года.
«Основная проблема ветеранов в Азербайджане, — говорит Гасым, — в том, что у нас не принято обращаться за помощью к психотерапевтам, стыдятся даже с родными об этом говорить. Нам не к кому было даже обратиться за помощью. Хорошо, что сейчас есть интернет, можно найти помощь на сайтах, на форумах много людей, которые также пострадали. Но нужно говорить об этой болезни».
Эльшад Рахманов тоже страдает от последствий войны, но, в отличие от Гасыма, ему так и не удалось избавиться от тревоги и агрессии.
Эльшад работает на стройке, живет с матерью в однокомнатной квартире и почти ни с кем не общается. Он и двое его братьев участвовали в войне. Старший погиб, а Эльшад и второй его брат были ранены. Осколки до сих пор иногда «сами выходят» из тела ветерана.
Эльшад хоть и не жалеет, что был на войне, но говорит, что она его навсегда изменила — и не в лучшую сторону.
“Когда я рассказываю кому-то, что там пережил, на меня смотрят как на сумасшедшего, как на зверя”, — говорит Эльшад.
Когда время не лечит. Как справляются с расстройством в Армении
Сона Мартиросян, Арман Гараджян (фото, видео), Ереван
Спустя 25 лет после карабахской войны ветерана Даниела Григоряна все еще раздражают громкие звуки и яркий свет. Часто при просмотре фильмов он мысленно перемещается на поле боя – в начало 1990-х.
Ему было 17, когда началась война.
«Мы не представляли себе, что такое война. Мы и не могли, мы были подростками. Думали, это что-то обычное», — говорит Даниел.
Многие из ребят, с которыми он воевал в одном отряде, погибли. Тем, кто остался жив, сложно было смириться с потерей друзей.
Отряд вернулся с войны только после перемирия в 1994 году. И тогда пришлось снова учиться жить в мирных условиях.
«Было сложно. Не получалось привыкнуть. Все время хотелось вернуться. Наши [погибшие] друзья остались в Шаумяне [азербайджанская территория]. Мы хотели вернуться за их телами. Эта мысль мучает меня до сих пор», — говорит Даниел.
Такое состояние психологи называют посттравматическим стрессом.
Люди, которые последние 25 лет живут в приграничных зонах и в итоге в той или иной степени являются участниками войны, постоянно находятся в состоянии стресса, психологического и нервного напряжения.
В постсоветский период в Армении не было принято обращаться к специалистам с психологическими проблемами. Да и теперь мало кто идет к психотерапевтам.
Участники «первой» армяно-азербайджанской войны — то есть те, кто участвовал в боевых действиях в начале 90-х — не получали специализированную психологическую помощь. Хотя в те годы для них был создан психологический реабилитационный центр, он практически бездействовал — из-за отсутствия подготовленных специалистов и из-за скептического отношения людей.
Стереотипы не позволяли участникам войны трезво оценить свои психологические проблемы и тем более обратиться за помощью к медикам. Многие из них якобы получали лечение в стресс-центре, однако это носило формальный характер. Люди приходили в клинику только для того, чтобы получить степень инвалидности.
Кандидат медицинских наук, доцент кафедры психиатрии Ереванского государственного медуниверситета Каринэ Татрян говорит — посттравматический стресс возникает после ситуаций, вызвавших чрезвычайно негативные эмоции. Эти нарушения вызывают у человека ощущение незащищенности, беспомощности и мешают адаптироваться к нормальной жизни.
«В прошлом этот синдром называли «вьетнамским», «афганским» или «чеченским». Потому что он наблюдался у людей, переживших стресс в военное время. Дальнейшие исследования показали, что этот синдром встречается не только у участников боевых действий, но и у всех тех, кто столкнулся с угрозой жизни – террористическими актами, пытками, насилием», — объясняет психолог.
У людей, переживших такие травмы, даже спустя много лет шумы, сигналы автомобилей, фейерверки или человеческий плач продолжают вызывать страхи, панические атаки, навязчивые мысли.
Психолог говорит — люди c посттравматическим стрессом постоянно живут в ожидании, что событие, которое когда-то потрясло их, может в любую минуту повториться.
«Лучше всего – обратиться к специалисту, потому что постстрессовые расстройства относятся к разряду проблем, которые со временем только усугубляются», — говорит Каринэ Татрян.
В Армении сегодня лечение посттравматического синдрома предлагает только одна специализированная клиника – «Центр психосоциальной реабилитации». Психологическую помощь можно получить также в реабилитационном центре, где лечатся участники «апрельской войны» 2016 года. Тогда в течение четырех дней шли масштабные боевые действия – впервые после перемирия 1994 года.
Айк Торосян оказался участником этих апрельских событий. Он стал первым раненым с армянской стороны. Травма оказалась несовместимой со службой, и через 80 дней после призыва Айк вернулся к гражданской жизни.
«Эта ситуация особо не обсуждается в нашей семье. Но и забыть все это невозможно. Это останется с нами навсегда», — рассказывает парень.
Сразу после возвращения к мирной жизни Айк получил психологическую помощь. Считает, что это очень помогло, хотя ощущение тревоги возникает до сих пор.
«Сейчас уже реже шум меня раздражает. Но в основном на меня все же действует шум. Особенно сейчас. Сейчас просто терпеть его не могу», — говорит Айк.
Он продолжает лечиться, пока ходит с трудом. Но уверен, что все преодолеет. После войны Айк решил для себя, что жизнь продолжается, поступил в Ереванский госуниверситет, сейчас готовится стать социальным работником. Объясняет, что выбор профессии неслучайный – хочет помогать людям, как когда-то помогли ему самому.
