"Нам здесь хорошо. Но мы хотим в Австрию"

Материал Euroradio, АЛЕСЬ ПИЛЕЦКИЙ

Сотни беженцев из Чечни пытаются попасть в ЕС через белорусский Брест. Только десяткам удается проехать на поезде в Польшу, где они попадают в лагерь для беженцев и ждут получения официального статуса. Но не всем его удается получить. Корреспондент Еврорадио за три дня повторил маршрут, на который чеченские беженцы тратят месяцы. А иногда и годы.

Шесть часов утра, международный зал брестского железнодорожного вокзала постепенно заполняется людьми. Я пришел за двадцать минут до начала пограничного контроля, невольно слушаю разговоры местных контрабандисток:

― Смотри, сколько сегодня этих.

― Их всегда много.

― Нет, сегодня больше, чем обычно.

― Московский поезд только пришел, может, оттуда.

― Едут, чтобы убежища просить.

― Может, и нам поехать?

― Нам не дадут.

«Этими» брестские тетки называют кавказцев, в основном чеченцев, которые используют брестский вокзал в качестве транзитной точки на своем пути к получению статуса беженца в Евросоюзе. Маршрут простой: Грозный-Москва-Брест-Тересполь. Последний пункт ― это если повезет. Шенгенских виз (или хотя бы национальных польских) у чеченцев нет. По информации белорусских правозащитников, которые помогают кавказцам в Бресте, сейчас там находится около 400 человек. Некоторые пытаются пересечь белорусско-польскую границу десятки раз подряд, но тщетно. Польские пограничники пропускают далеко не всех желающих. Подход поляков к пропуску мало понятен.

Открываются двери на пограничный контроль. В проходе стоит человек в зеленой форме и одного за другим останавливает кавказцев, требуя показать паспорта. Заметив мою синюю обложку, только молча кивает головой.

Поезд «Брест-Тересполь» состоит из четырех вагонов и чем-то напоминает о временах немецкой оккупации, когда общественный транспорт был разделен на «для немцев» и «для остальных». Чеченцы с сумками и детьми едут в третьем и четвертом вагонах. Белорусы с поляками ― в первом и втором. Я иду в свой второй вагон, где неожиданно встречаю молодую чеченку с двумя детьми. За двадцать минут, которые продолжается путь из Беларуси в Польшу, она не отвечает ни на один мой вопрос.

«Я политический, а они ― коммерческие»

С Ломали Кайтукаевым, 59-летним строителем из Грозного, мы разговариваем в помещении для детей распределительного Центра для иностранцев в Бялой Подляске. Вокруг веселые обои, разноцветные стульчики, цветы. Комната залита солнечным светом. Ломали рассказывает, как он сюда попал.

«Это было в 2004 году. Я поехал в Гудермес, и у моего дома убили двоих человек. Хотели меня к этому привлечь, напали на жену, все видел двухлетний сын. На его глазах это происходило. Но меня обвинить в них не получилось. В Гудермесе я был как раз на допросе у следователя. Это меня спасло, у меня было алиби», ― говорит чеченец.

Подробностей дела узнать не получается. Ломали говорит, что «пока рано». Двадцатого июня должна решиться его судьба, на этот день назначено рассмотрение документов о признании статуса беженца. Уехать в Евросоюз с женой и детьми Ломали решил после того случая в 2004-м. «Это вы думаете, что у нас война закончилась. На самом деле, все не так. Она продолжается. Только по-другому. Мы тринадцать лет собирали деньги, чтобы приехать сюда. Теперь я могу об этом говорить, в Чечне у меня больше никого нет», ― говорит чеченец.

На поездку он насобирал 85 тысяч российских рублей (1,5 тысячи долларов). Еще сто тысяч одолжил. «В Чечне нет работы. Иногда приходилось жить на пять тысяч рублей в месяц (88 долларов). Откладывали даже по сто, по двести рублей», ― вспоминает Ломали. Все его усилия чуть не сорвались на брестском вокзале. Белорусский пограничник начал требовать свидетельства о рождении детей. «У нас были только их паспорта. Мы сделали заграничные паспорта детям, а ваш пограничник начал требовать метрики. Говорил, что не может пропустить без них. (cat3movie.org) Мы можем ехать, а дети нет. Еле уговорил я его. Еле удалось. А поляки в Тересполе сразу пропустили, мы с первого раза проехали. Только спросили, почему я в Беларуси не попросил убежища», ― рассказывает о своих приключениях чеченец.

Я повторяю вопрос польских пограничников. В ответ слышу, что в Беларуси такая же система, как и в России. Повсюду спецслужбы, которые могут сделать с человеком все что угодно.

За чаем в длинной узкой комнате с голыми стенами и неуютной мебелью спрашиваю, что Ломали собирается делать после того, как получит статус беженца. «Хочу до Европейского суда дойти. Рассказать всем, что в Чечне происходит. Собираюсь ли жить в Польше? Нет. Мы хотим в Австрию переехать. Там вся моя родня уже. Будем жить в Вене», ― говорит чеченец.

На прощание спрашиваю у Ломали и его жены Асии, как к ним относятся местные поляки. «Поляки нормально относятся. Особенно любят, когда к ним по-польски обращаемся. Мы немного учим язык. Конфликты у нас в основном между собой. Здесь же разные люди приезжают. Трудно уживаться», ― рассказывает Асия Кайтукаева.

Бирлант Кайсарова в Чечне работала продавщицей в мясном магазине. Она тоже приехала в Польшу через Брест, какое-то время жила, как и семья Кайтукаевых, в специальном центре в Бялой Подляске. Ждала там решения по своим документам. Польские власти решили перевести ее из Бялой Подляски в центр для иностранцев в Белостоке. Здесь она уже полтора года. Имеет отдельную комнату и небольшую кухню.

«Живу пока. Проблемы были всякие и есть, но живу. Стараюсь остаться в Польше. Неплохо живу, если честно. Могло быть и лучше, но я же здесь не одна. Всем хорошо не сделаешь. Из Чечни я решила уехать, когда появились проблемы со здоровьем. Поэтому и приехала. Могла лечиться и дома, но не была уверена, что мне помогут. Сказали, что может быть большая проблема. Рак, либо что-то еще. Так мне сказали. Я сильно испугалась и уехала. Даже не всем родным сказала», ― рассказывает Бирлант.

По ее словам, на переезд из Грозного в Тересполь потратила около 40 тысяч российских рублей (700 долларов). Часть суммы одолжила и отдает до сих пор.»На вокзале в Бресте мне помогали люди. В основном чеченцы. Деньги не давали, но билеты иногда ― да. Билеты до Тересполя», ― говорит она.

Дочь Бирлант ходит в школу (обязательное условие пребывания в Польше, все дети возрастом старше шести лет обязаны ходить в школу). Сама она занята домашним хозяйством, ходит в город. Рассказывает, что проблем с местными не имеет: «Они, наоборот, сами к нам подходят. Особенно, кто старше. Подходят к нам, говорят по-своему. Хотя мы и не понимаем всего. Очень дружелюбные».

Бирлант не знает, получит ли статус беженца. Она уже получила один отказ, была вынуждена собирать дополнительные документы, которые бы подтверждали необходимость выезда из Чечни в Евросоюз.

Пока мы разговариваем, в комнату заходят еще несколько чеченских женщин. Они плохо говорят по-русски, по-польски еще хуже. Единственное, что я могу понять из их рассказов, это то, что в Белостоке им «очень хорошо, намного лучше, чем в Чечне».

«Статус беженца получают около пяти процентов чеченцев»

«Сколько из этих людей получают статус беженца? Не хочу соврать, но это всего около пяти процентов от тех, кто о таком статусе попросил. Но тут нужно понимать, что если они получают один отказ, то есть возможность заново подать документы. Нужно только заявить, что появились новые обстоятельства. Сейчас законодательство изменилось, и даже если руководитель нашего управления выдаст отказ в статусе беженца, то пограничная служба может дать статус пребывания по гуманитарным причинам. Это тоже легальный статус в Польше. Отличие в том, что нельзя участвовать в интеграционных программах. Но жить и работать могут», ― объясняет сотрудник центра для иностранцев в Белостоке Павел Укальский.

В Центре для иностранцев в Белостоке живут 198 человек. Еще 210 подавших документы на получение статуса беженца живут в городе ― снимают квартиры. Всего на город ― около 400 человек. Раз в месяц каждый получает от государства 70 злотых (17 долларов), кроме этого, есть трехразовое бесплатное питание, разовая помощь на приобретение одежды и необходимых вещей (140 злотых, около 35 долларов), дети получают на питание в школе по девять злотых в день (чуть более двух долларов). За годы жизни в центре некоторые находят работу, получают права и даже имеют собственные автомобили.

«В зависимости от того, какой статус получают эти люди ― статус беженца, либо гуманитарного пребывания, либо даже получают отказ ― решается их дальнейшая судьба. Если два первых варианта, то начинается интеграционная программа, она продолжается двенадцать месяцев. Они переходят под опеку местных властей. Если им отказывают, то все равно еще два месяца можно жить у нас», ― объясняет Павел Укальский.

«Кроме чеченцев, к нам начали приезжать украинцы из Донбасса, а также крымские татары. Украинцы в начале не получали статуса беженцев. Считалось, что они могли бы укрыться от войны на другой территории Украины. Но сейчас ситуация меняется, есть случаи, когда украинцам тоже дают статус беженцев. Все это очень индивидуально», ― говорит сотрудник Центра.

По его словам, жители Белостока уже привыкли к чеченцам. Конфликты если и возникают, то не имеют этнической почвы. «На дискотеках могут подраться, но тут трудно сказать, какие причины. Может, молодая кровь бурлит», ― рассказывает Павел.

Процедура рассмотрения документов о предоставлении статуса беженца продолжается не более шести месяцев. Однако на практике некоторые чеченцы могут прожить в центре даже два года и более. «Понятно, что это некомфортная для них ситуация. Но стараемся помогать людям. Наше дело помочь им чувствовать себя более-менее хорошо. Есть и негосударственные организации, которые нам помогают. Решение о предоставлении статуса беженца принимают другие институты», ― говорит Павел Укальский.

Путь, на который у тысяч чеченцев уходит несколько лет, я проехал за три неполных дня. Большинство из тех, с кем пытался поговорить, от разговора отказалась. Кто-то на самом деле боится преследования. Кто-то, как рассказывал в Бялой Подляске Ломали Кайтукаев, просто не имеет оснований для получения политического убежища и использует относительно легальное пребывание в Польше для перемещения на Запад. Но во всяком случае, делают они это не от лучшей жизни.