Все, что осталось в Бабайлы

-Кто из вас Мунаввар?

Дорогу возвращающимся с колхозного поля женщинам преграждает девушка верхом на коне. Переглянувшись, женщины расступаются. Мунаввар молча выходит вперед. Молчит и наездница. Окидывает Мунаввар с ног до головы долгим пристальным взглядом и уезжает прочь. А Мунаввар еще долго не может забыть эту красавицу в платье, расшитом золотом. 

Сама-то Мунаввар была одета в простое ситцевое платье, которое, работая в поле, можно было подвернуть на манер брюк. 

Та девушка была любовницей Керима, мужа Мунаввар. Уверенная, что жена у Керима уродина, она думала, что тот вскоре с ней разведется. Видя, что дело затягивается, решила сама посмотреть на соперницу. А посмотрев, рассталась с Керимом и вышла замуж за другого. Мунаввар была прекрасна. И это была моя бабушка.

“Едем в деревню”

«Едем в деревню» — в детстве это были одни из моих самых любимых слов, особенно летом. Хотя до шести лет я бывала в деревне и зимой. И до сих пор не забыла ни падавший за окном снег, ни треск раскалившихся докрасна угольков в печи, возле которой я сидела рядом с бабушкой. Электричество играло в нашей жизни незначительную роль, в те зимние вечера тепла печи хватало с лихвой. 

Поехать в деревню означало еще и слушать бабушкины рассказы. О минувших днях, о войне, обо всем, что ей довелось пережить. Рассказывала она и о своей любви к мужу, моему дедушке. И любовь эта была столь сильна, что, проводив деда на Вторую мировую войну и получив на него похоронку, она отказывала всем, кто к ней сватался. И даже после того, как на дедушку пришла похоронка, она не теряла надежды. 

В весенний праздник Новруз вместе с другими девушками она по традиции ходила гадать, подслушивая под чужими дверями. Что услышишь, то и есть твоя судьба, считают в Азербайджане. И она радовалась, когда слышала что-то хорошее. 

Керим, которого все считали погибшим, возвратился в родную деревню ровно четыре года спустя. Они с бабушкой прожили вместе долгие годы. И все это время, невзирая на его измены, она не уходила от него, хотя и попрекала его до последнего дня. 

У каждого дома, у каждой семьи в Бабайлы была своя история

Лучшие мои воспоминания связаны с библиотекой во дворе, где жила бабушка по материнской линии. 

Я часто вспоминаю это небольшое строение из речного камня с пристроенной верандой, одной стеной выходившее на овраг и глядящее на мир своим единственным окошком, его запах. Потом я искала этот запах повсюду и ощутила вновь уже в студенческие годы, на входе на станцию метро Эльмляр Академиясы.

Неровный земляной пол в той библиотеке был покрыт тонким линолеумом с круглыми узорами. Красноватыми, кажется. Деревянная дверь запиралась на маленький подвесной замок. Дверь эту смастерили, просто сколотив между собой тонкие доски. Одна из досок в нижней части двери отломилась, именно такой она и осталась в моей памяти. Помню еще, как однажды я запустила в библиотеку маленького черного котенка. Думала, что он там будет жить и я смогу с ним играть. Но на следующий день котенка и след простыл – он ушел через ту самую «прореху» в двери. 

Пришельцы «с той стороны»

«Той стороной» для нас был Иран. «Ту» и «эту» разделяла река Аракс, и было немало тех, кто перебирался через нее из Ирана в Азербайджан и наоборот. Например, моя прабабушка по материнской линии Дунья.  

Когда беки ссорились между собой, «под раздачу» попадали крестьяне. Так случилось и с Дуньей: вся ее семья была перебита, выжили только они с теткой. Дунье на тот момент было 15 лет, и чтобы уберечь красивую юную девушку от возможного надругательства, тетка одела ее в лохмотья, вымазала грязью, и всем говорила, что девица, мол, помешалась. Переправившись вброд, на быках, через Аракс, они оказались в Бабайлы. Но тетка не подозревала, что вслед за ними тем же путем последовал их молодой сосед Ядулла, влюбленный в Дунью. 

Дунья жила в построенном Ядуллой доме, превращенном потом в библиотеку.

Век ее оказался недолог. Она скончалась во время третьих родов. Из троих детей Дуньи в живых осталась лишь моя бабушка, а два ее брата умерли еще в младенчестве. 

Когда бабушка училась в начальной школе, на долю ее семьи вновь выпало переселение. Поскольку отец ее был родом из Ирана, советские власти их депортировали в Казахстан. В Бабайлы она возвратилась уже много лет спустя, сама уже будучи матерью двоих детей. Помогли ей в этом бывшие односельчане, в том числе и мой дед по отцу Фархад. 

Кладбище оборванных воспоминаний

Сельское кладбище Бабайлы находилось на краю оврага. Оно и сейчас там, как я знаю по рассказам брата, который недавно туда ездил. Могильные плиты были видны с любого конца деревни. И среди этих надгробий есть одно, которого словно не коснулась даже война, – могила моей бабушки Сарай. 

Сарай была родом из Карабаха. Мама говорила, что была она высокой и светловолосой, и даже перед смертью, почти ослепнув, сама шила и латала свою одежду. Муж ее Фархад был человеком тихим. Наверно, этот его характер передался и моему отцу, потому что я не припомню, чтоб отец хоть раз говорил на повышенных тонах. 

Возле бабушки Сарай на кладбище в Бабайлы покоятся ее муж Фархад, сын Гариб и внук Сахиб. Мраморных надгробий уже нет, уцелели лишь каменные плиты. 

От Мунаввар осталось надгробие на Сумгаитском кладбище с фотографией ее сына. Для моей бабушки, не имеющей возможности навестить могилу сына в Бабайлы, уже ничто не имело значения, поэтому другого ее сына похоронили рядом с ней в Сумгаите. Могилу Керима же «украшают» фото его братьев и сестер, которые после первой карабахской войны рассыпались по разным концам страны и похоронены в разных местах. 

Так смерть соединила людей, которые из-за войны вынуждены были провести многие годы своей жизни порознь. Бабайлы больше уже не родное пристанище неупокоенных душ. Место, где ты родился, которое считал родиной, заканчивается могилой. 

Для меня сейчас Бабайлы — это стихи-баяты, которые бабушка напевала когда-то своему безвременно скончавшемуся сыну и внукам. Ни мое, ни чужое. Место, где ни погулять тебе вдоволь, ни сбежать вниз с оврага, ни нарвать у порога дома роз, чтоб отнести на то кладбище, ни взобраться на крышу библиотеки, ни пойти в сад соседа дяди Мусы, пресытившись фруктами, растущими в собственном саду – вот что такое Бабайлы. 

Бабайлы – это прошлое, а станет ли оно будущим, неизвестно. Бабайлы – это место, куда я все никак не могу попасть, потому что некая структура не дает мне на это разрешения. Не нравлюсь я этой структуре, не пишу то, что им нужно. 

Бабайлы – баяты, которые пела над колыбелью моя бабушка. Ни тоска по нему не иссякнет, ни рана не заживет. По сути, Бабайлы – не более, чем кладбище оборванных воспоминаний.