Монологи медиков из больниц, где лечат зараженных коронавирусом
В ноябре ежедневная заболеваемость коронавирусом в Грузии превысила четыре тысячи случаев. И это еще не пик, говорят эпидемиологи.
Система оказалась явно не готова к такому. Больницы переполнены, скорая помощь приезжает с огромным опозданием, консультацию у семейного врача тоже почти невозможно получить вовремя.
В самой тяжелой ситуации оказался медперсонал. Врачи и медсестры работают сутками. Они давно забыли о своей личной жизни и свободном времени и часто рискуют своей жизнью, чтобы спасти других.
С начала пандемии в Грузии уже умерли несколько десятков врачей.
Мы предложили рассказать свои истории медикам из разных регионов Грузии.
- Эпидемии на Кавказе 100 лет назад: мойте рот с мылом и не целуйте маму
- Коронавирус в Грузии — новые ограничения до конца января 2021 года
- Коронавирус и суицид
Кетеван Шенгелая, 27 лет, работает в Тбилиси в отеле, где разместили людей с коронавирусом
В июле мне позвонили из Гудаури (горнолыжный курорт в двух часах езды от Тбилиси), у них на карантине было много людей, им нужны были дополнительные врачи.
Я акушер-гинеколог, но другого выхода не было. Я немедленно поехала туда.
Там была безумная ситуация. Я должна была управляться примерно со ста пациентами. У некоторых были хронические заболевания, другие лежали с высокой температурой. Были пациенты с сердечной недостаточностью, были люди, которые переживали приступы паники.
Моими коллегами там оказались лучшие эпидемиологи, меня хорошо обучили работать с этим вирусом. И в сентябре я начала работать в Тбилиси — тоже в отеле, где находились на изоляции люди, зараженные Covid-19.
Здесь сейчас инфицированы все пациенты, однако у них вирус в легкой форме. Поэтому самое сложное сейчас для меня — вовремя понять, когда пациента нужно отправлять в больницу.
Даже при легких симптомах пациенты очень волнуются. Вирус повреждает саму нервную систему. Пациенты прислушиваются к собственному дыханию, наблюдают и кажутся себе умирающими.
Человек может начать просить вызвать ему скорую помощь, и врач рискует поддаться панике. Но это может означать, что действительно серьезный пациент потеряет шанс попасть в клинику.
В такие моменты им прежде всего нужна наша поддержка, чтобы преодолеть страх и беспокойство. Мы стали психологами для наших пациентов.
Поэтому я все время проверяю, задаю много вопросов, ведь все поставлено на карту. Я не могу расслабиться, не могу отдохнуть. Я могу думать только о том, чтобы не ошибиться. Я в большом стрессе.
Также очень опасно нарушить правила как носить одежду, одна маленькая ошибка — и я сама стану распространителем вируса.
Хатуна Гетия, 48 лет, медсестра в клинике в Джвари, регион Самегрело
Помню, как мне в первый раз пришлось надеть защитный костюм. Был вечер, и нам надо было поехать к Ингурскому мосту [линия разделения с Абхазией].
Мы стояли там с патрульной полицией, должны были привезти человека, предположительно, зараженного коронавирусом, из Гальского района. Но тест еще только предстояло сдать, точный диагноз мы не знали.
С тех пор так было много раз.
У нас есть все необходимое, чтобы быть защищенными при общении с зараженными пациентами. Но все равно мы очень нервничаем.
Дважды была ситуация, когда на вызове скорой пришлось обходиться без врача — он был занят, и нам с водителем приходилось ехать самим.
Это была большая ответственность. Мне нужно было решить, оставить ли пациента дома или забирать в больницу.
У нас в Джвари примерно один из пяти человек инфицирован. Но у большинства легкая форма, и люди лечатся дома. Поэтому в больнице еще есть места.
Дареджан Хачапуридзе, 59 лет, иммунолог, заведующая детским отделением в клинике «Элги и компания» в Кутаиси
Наше отделение укомплектовано полностью, причем лечим и детей, и взрослых. За последние два месяца — 70-75 пациентов, многие тяжелые, в среднем двое-трое бывают подключены к аппарату искусственного дыхания.
Нет времени даже просто сесть ни у кого, причем наибольшая ответственность у медсестер.
Да, врач назначает лечение, но результат очень зависит от профессионализма медперсонала среднего и младшего звена, от их героического труда.
Немало людей фактически лечатся у меня по телефону — звонят, рассказывают о симптомах, я даю рекомендации. И даже зачастую не знаю, кто звонил.
Думаю, мы не готовы ко всему этому. Ситуация очень серьезная. Уже сейчас мы на пике своих возможностей, и я не знаю, что будет в январе, когда станет очень холодно. Я не знаю, как мы с этим справимся.
Габриэла, 29 лет, санитарка в клинике «Вивамеди» в Тбилиси
Никто не заставляет нас работать с зараженными коронавирусом. Месяц назад я сама сказала, что готова работать с больными.
Раньше я работала на других этажах, но когда увидела, какая это сложная ситуация, решила помочь врачам и медсестрам.
Персонал небольшой, пациентов много. Кто-то жалуется на нехватку воздуха, кто-то просто нервничает по любому поводу. Мы не можем остановиться ни на минуту.
А одна девушка весь день стояла в углу палаты и плакала. Наконец, я подошла и сказала: «Кроме вас, тут лежат еще пять человек, не мучайте этих людей».
Одна женщина лежала в палате на шесть человек и все время нюхала еду, которую ей приносили. То одно ей не нравилось, то другое — и упрекала меня за это, хотя я объясняла, что я не готовлю эту еду, а только приношу.
Однажды вместо обычных трех кусочков хлеба ей случайно положили на тарелку два. Она тут же спросила меня: а где третий? А я ответила: выборы закончились, и теперь придется довольствоваться двумя кусочками.
Вся палата засмеялась, и та женщина тоже. Теперь эта история разошлась по больнице как анекдот.
Я работаю в большом количестве одежды, и процедура одевания сложная. Сначала перчатки, потом комбинезон, потом сменить перчатки, специальные пластиковые сапоги натянуть до колен, очки, маска, щит, шапка… И вот наконец я могу зайти в палату.
Захожу, раздаю еду, убираю палату, и так несколько раз в день. Я единственная санитарка на своем этаже. Два дня работаю, а потом два дня отдыхаю. У меня есть своя комнатка, и я сплю там некоторое время.
Очень устаю. Иногда с трудом стою на ногах. Но мне все равно нравится то, что я делаю. Я знаю, что помогаю тем, кто больше всего в этом нуждается.
И я рада, что сломала стереотип. Я — трансгендерная женщина, работаю в клинике и ухаживаю за пациентами с коронавирусом.
Один пожилой человек, который тут лечился, сказал мне: «Все время ты занята, не останавливаешься, если завтра на улице встречу тебя — не узнаю без этой экипировки». Я про себя улыбнулась и сказала: «Это неважно, дедушка, главное, чтобы ты поправился».
Кахабер Чомахидзе, 54 года, реаниматолог в Центре инфекционных болезней, Тбилиси
Пока справляемся. У нас тут самые тяжелые пациенты. В целом шесть коек: четыре — в обычной реанимации, две — в отделении интенсивной терапии.
Иногда добавляем койки и берем семь или восемь пациентов.
Медсестер и фельдшеров обучали, как одевать спецодежду и как за ней смотреть. Новое для нас в основном в экипировке, в остальном занимаемся пациентами как и раньше.
Когда поступили первые пациенты, это было очень эмоционально. Мы не знали, с чем имеем дело. Сейчас знаем об этом заболевании гораздо больше, но не знаем его полностью.
Есть пожилые люди, которые очень легко перенесли вирус. А несколько молодых пациентов получили очень тяжелую двустороннюю пневмонию. Так что даже если вы в группе риска — это не обязательно означает, что все будет плохо для вас в случае заражения, и наоборот.
Также имеет значение, сколько вокруг людей заразились вирусом — миллион или 10 тысяч. Чем больше бактерий вдыхает человек, тем выше риск осложнений.
Я уже настолько привык к комбинезонам и спецодежде, что могу надеть и снять их за минуту, несмотря на мой возраст.
Я много раз слышал, что риску подвержены люди старше 50 лет. Но что нам делать? Кто-нибудь другой сделает мою работу за меня? Я выбрал эту профессию, теперь это мое дело.
Дома не был два дня, очень надеюсь пойти сегодня. Я живу рядом и вернусь ночью, если понадобится.
Вообще реанимация — это особое место. Мы не вылечиваем людей — мы вытаскиваем их обратно в жизнь. К смерти большинство людей относятся серьезно. А для меня это единственное, к чему я никак не могу привыкнуть даже после многих лет работы здесь.
Майя, грузинский врач в Гальском районе Абхазии
Мост через Ингури, граница закрыта [речь идет о линии разделения с Абхазией, там находятся блокпосты российских и абхазских пограничников — JAMnews].
Перевезти на грузинскую сторону разрешают только очень серьезных пациентов, а между тем в Гали очень много зараженных, а в больнице их не лечат — могут только оказать первую помощь. Там работают и несколько врачей из России, помогают местным жителям.
Более 50 процентов персонала больницы там заражены коронавирусом, я тоже перенесла болезнь. В основном все лечатся дома.
Быстрый тест можно сдать бесплатно, единственная лаборатория находится в Сухуми. Аппарат компьютерной томографии тоже есть только в Сухуми, при необходимости человек должен ехать сам, часто стоять там в очереди.
У кого нет осложнений и кто лечится дома, должен сам покупать лекарства. Они есть в продаже, но очень дорого стоят.
Но если пациенту становится хуже, все предпочитают переехать в больницу в Зугдиди, на грузинскую сторону. Поэтому люди паникуют из-за закрытого моста.
Но и там сложно, часто долго не едет скорая, в больнице не бывает свободных мест.
