“Они должны знать, что у нас есть враг” - дети и карабахский конфликт

Тамерлан, Баку, один сын, 4 года

«Скорее всего, мне не придется ему ничего объяснять. В школе ему все расскажут. И если у него останутся вопросы – тогда уже я разъясню все непонятное.

Впрочем, не могу сказать, что я полностью доверяю школе – если получится, сам бы посидел на уроке. Еще возникает вопрос – а как ребенок поймет все это? Сможет ли он осознать? Думаю, что все начнется с основ: что война — это плохо, но что это была неизбежность.

Но когда он повзрослеет, я уже перейду на подробности – расскажу о причинах и к каким последствиям привел этот конфликт.

Первая и вторая войны радикально отличаются по «настроению». Первая война была реакцией на агрессию и ужасы, которые творили армяне. Это я все объясню ему. Я не стану сглаживать углы, говоря, что «это было давно», и «мы уже победили». 

Первую войну объяснить очень просто – люди, которых неправильно информировали или же просто воспитали в агрессивном национализме, увидев, что большая империя [СССР] распалась, и имея преимущество в виде подпольных организаций, решили захватить земли, которые, по их мнению, исторически принадлежат им.

Вторая же война – это реванш, который люди заслужили за 30 лет унижения. Я скажу своему ребенку, что когда наши выезжали из страны, то слышали фразы типа: «Вы даже армян не смогли победить». Вся эта энергия обязана была вылиться в войну – вот так я объясню ребенку.

Я обязательно расскажу, как армяне бомбили мирные города, как семьи теряли кормильцев. Вообще, я расскажу об армянском нацизме, об этой неадекватной для 21 века идее армянского национализма.

Но я не буду лепить из армян врагов. Просто скажу, что они подвержены такой губительной идее, которая завела их в тупик, что они стали ее заложниками.

И что когда у них будет развита демократия, часть населения протрезвеет».

Эрмине, Ереван, двое сыновей, 9 и 6 лет

«Когда семья моей сестры переехала в Арцах [Карабах], ее дети участвовали там, в детском саду, в мероприятии на военную тематику. Почти все участники были в военной форме. Это вызвало ряд вопросов, и мы решили поговорить об этом с нашими мальчиками. Мы рассказали им, что был геноцид, что турки (она считает турок и азербайджанцев одной нацией – ред.) нам очень близки, но они нас не любят.

Мои сыновья спросили: «Мы должны будем убивать, если встретим на улице турка или азербайджанца?». Конечно, мы сказали «нет», но нужно быть бдительными.

Нашей целью не было сеять вражду, мы просто хотели, чтобы мальчики знали, в каком геополитическом окружении мы живем.

В день начала войны мы с семьей собирались выехать на прогулку. Дети очень испугались. Мы объяснили, что началась война, что мужчины должны быть готовы и ждать. Дети задавали разные вопросы, говорили: «Вы говорили, что мы не должны их убивать, а теперь почему они хотят убить нас?»

Мы пробовали уйти от ответов, но когда мужа призвали в армию, эмоциональное состояние лишь ухудшилось. Но сыновья помогли мне, они постоянно напоминали мне мои собственные слова о том, что слезы не помогают решать проблемы.

Если до войны я сомневалась, правильно ли мы поступаем, рассказывая им о наших врагах, то после войны мои сомнения развеялись. Я убедилась, что одной из причин нашего поражения стали недостатки в военно-патриотическом воспитании. 

Пусть это будет еще большей любовью к Родине, осознанием того, что ты живешь в опасном месте. Я полагаю, что мои сыновья должны знать, на что способна эта нация, по крайней мере, для их личной безопасности, чтобы быть бдительными в других странах. Они не должны думать, что, дескать, ничего, соседский мальчик отправится воевать, а мы отсидимся. Я за то, чтобы военное воспитание в нашей стране стало более глубоким».

Ашот, Ереван, тренер по дзюдо, 6-летняя дочь и 2-летний сын

«Не думаю, чтобы азербайджанец мог быть нашим другом. И я буду растить своих детей с таким пониманием, потому что турок [имеет в виду азербайджанцев — ред.] никогда не откажется от идеи истребления армян.

Слово «мир» для них не имеет значения, с ними невозможно жить в мире. Если мы хотим жить в мире и спокойствии, мы должны быть готовы к войне.

Если вы готовы к какому-либо вызову, то когда он наступает, вы принимаете его с меньшей болью и испытываете меньший стресс.

Мы не были готовы к прошедшей войне․ И поэтому я хочу, чтобы наши дети были готовы и знали что к чему, когда придет их очередь.

Я не имею в виду, что мы должны подготавливать новую войну, но мы всегда должны ждать возможной войны и готовиться к ней. И когда мой ребенок пойдет в армию, он должен знать, куда идет.

Мы с женой еще не разговаривали с нашими детьми о враге, о войне, потому что они еще маленькие.

Но когда они немного подрастут, мы обязательно расскажем, что было, чтобы они выросли патриотами и смогли отстоять правду, как в Армении, так и за пределами Армении».

Аян, Баку, двое дочерей, 10 лет и 4 года

«Когда моя старшая дочь пошла в первый класс, им учительница рассказала, что такое карабахский конфликт. И дочь после школы спросила у меня: «Мама, а ты знаешь, что была карабахская война?».

Я рассказала без подробностей о том, как убивали и издевались над жертвами. Но на следующий день учительница рассказала подробно и даже показала фото. Дочь испугалась, иногда ночью она просыпалась и говорила: «Мама, а армяне в наш дом не войдут? Они нас не убьют? Они не будут бомбы бросать?».

Я считаю, что хотя ей рано было об этом знать, о войне все-таки должны рассказывать в школе. Но показывать трупы ребенку — это было лишнее. И если рассказывать, то не в первом классе, а в третьем-четвертом. В общем чате были недовольные родители, но учительница сказала, что это все по программе. Каждый ребенок должен знать свою историю.

Дочка часто говорит, что люди разных народов должны дружить. Но при этом она как-то заявила: «Вряд ли с армянами буду дружить. Cейчас я их ненавижу».

Я ей всегда говорю – не бойся. С нами сейчас уже ничего не произойдет. У нас сильное государство и нам помогает Турция.

О второй войне она узнала по телевизору, и я разъяснила ей, что мы пошли отбирать наши земли. Победу она встретила радостными криками». 

Самира, Баку, дочь 6 лет

«Во время второй войны моя дочка хоть и не совсем понимала, что происходит, но вся эта атмосфера войны давала о себе знать. На ее вопросы я ответила честно, что сейчас в стране война.

Объяснила ей, что это такое в общих чертах, но без подробностей. Главное, что она поняла, что это что-то очень нехорошее.

Я сама пацифист, поэтому все мои рассказы и ответы на ее вопросы соответствующие. Ей в школе, конечно же, тоже будут рассказывать — официальную версию.

Не знаю, какая версия будет для моей дочери убедительней, но, наверное, она на основе различных мнений сделает выводы и построит собственную версию событий.

Я не категорична ни по какому вопросу, и, может, мы, пацифисты, неправы. Для меня главное, чтобы у моей дочери формировалось собственное мышление, я не буду ей «вдалбливать»,что война — это плохо, надо жить дружно. Ведь это далеко не всегда сходится с реальностью.

Сейчас моя дочь плохо понимает, кто такие армяне. Она даже плохо представляет, что она азербайджанка – она слишком маленькая. 

А когда она спросит у меня, как возник конфликт, я отвечу так – был СССР, он разваливался, вернее, его надо было развалить.

И его развалили конфликтами между нациями, одним из которых был карабахский.

То есть я буду констатировать факты – армяне Карабаха сперва хотели стать частью Армении, затем захотели независимости. И это не понравилось азербайджанским властям и народу тоже.

Дочь недавно слепила глиняный кувшин и покрасила его. Но цвета были подобраны так, что совпали с цветами флага Армении.

Когда я ей сказала об этом, она ответила: «Ну давай сделаем на нем точечки цветов азербайджанского флага – и тогда никому не будет обидно».

Армян я описывала как наших соседей, ничего негативного. Люди как люди. И если она захочет в будущем с ними общаться – я не буду против».

Шушан, Ереван, социолог, дочь 4 года

«Я не приемлю, когда, воспитывая ребенка, создают образ врага, развивают у него отрицательные эмоции. Мой подход — сделать день ребенка позитивным. Для меня это самое важное.

Я не разговаривала с ней во время войны и старалась, чтобы мое настроение и напряжение не влияли на нее. Как родитель ты должен показывать, что можешь грустить, быть уставшим или злым. Но то, как война повлияла на меня, было бы слишком много для ребенка — она не могла полностью понять, что происходит, у нее могло возникнуть чувство неуверенности и страха из-за неотвеченных вопросов и непонятных событий.

Вместо этого я стала больше говорить с ней об Армении, Арцахе, подчеркивая то, чего я, возможно, не касалась раньше. Я стала больше изучать армянские пословицы и поговорки, наши традиции и начала прививать ребенку любовь ко всему чистому, прекрасному, символичному. Потому что все существующие проблемы – это проблемы, созданные злыми людьми и ведущие к глобальному злу.

Не стоит скрывать от ребенка, что, да, у нас есть враг, и у врага есть конкретные имена. Но не нужно сеять ненависть к нации в целом.

То, как в азербайджанских детях воспитывают агрессию и ненависть, как делают их частью национальной идентичности, для меня неприемлемо. 

Я говорю это, потому что у меня был такой опыт․ В рамках одной программы мы делали с ними [азербайджанцами] упражнения, связанные с личностью. У них в качестве отдельных элементов пазла были Карабах, образ армянина-врага. В то же время у многих из нас в качестве самовосприятия оказывались такие понятия как церковь, семья, друзья. 

Во время войны я иногда ловила себя на мысли, что хочу сделать своего ребенка радикальным националистом.

Но, немного успокоившись, я поняла, что имею дело с будущим моего ребенка, ее судьбой.

Не знаю, в любом случае это очень сложная дилемма, окончательного решения которой у меня пока нет».