Враг Туркменбаши
Как диктатура превратила простого инженера-механика в борца с режимом. Для этого понадобились: обвинение в заговоре, тюрьма, жизнь в изгнании и угроза убийства.
Публикация подготовлена медиа-партнером JAMnews изданием «Новая Газета Европа»
Есть на карте мира страны, которые человечеством почти забыты: они закрыты и опасны, там происходит что-то страшное, там люди пропадают бесследно, а попасть туда трудно, да и незачем.
Эти страны уже мысленно обнесены колючей проволокой, туда не пускают правозащитников и журналистов, там невозможно подсчитать количество политзаключенных, да и некому. И лучшее объяснение того, что происходит в этих закрытых диктатурах, — истории людей, которые там жили, работали, пытались изменить ситуацию, потом сидели в тюрьмах, а после, разумеется, бежали.
Сегодня в нашем цикле «Портреты неизвестных диктатур» — история туркменского правозащитника Фарида Тухбатуллина, оказавшегося сначала в тюрьме по обвинению в заговоре против президента Ниязова, потом в эмиграции, потом под охраной австрийского спецподразделения из-за угрозы убийства.
Туркменбаши и «Маленькая Вера»
Когда началась перестройка, а вместе с ней — громкие разоблачения партийных руководителей среднеазиатских республик, в Туркменистане тоже верили, что перемены необратимы и сейчас везде наступит свобода. «Хлопковое дело», «адыловщина» — перестроечные выражения, которые были известны каждому. В газетах наконец начали писать о том, что в центральноазиатских республиках все эти годы фактически царил феодализм. На сбор хлопка выгоняли всех: и больных, и беременных, и инвалидов, и стариков. Хочешь жить — пойдешь.
В Туркменской ССР размах хлопкового феодализма был не таким, как в Узбекистане, и республика отделалась немногими показательными увольнениями. Там сняли с должностей двух секретарей обкомов, в том числе — в Ташаузской области (теперь — Дашогузский велаят), где жил Фарид Тухбатуллин.
— У нас в области сняли первого секретаря и второго, — вспоминает Фарид. — Вторым всегда по традиции русский дядька сидел, пришлый — так во всех азиатских республиках было. Из его служебной дачи сделали детский сад. И этим всё закончилось. Может, и не было таких серьезных нарушений, как в Узбекистане, а может, у следователей руки не дошли до нас, но Туркменистан отделался малой кровью.
Не исключено, впрочем, что Москва в какой-то момент поняла, что если продолжать копать, то сажать придется всех. И не только в Средней Азии.
Фарид — инженер-механик, специалист по мелиорации. В перестройку он работал в системе министерства водного хозяйства и общался с образованными людьми. Так что на референдуме о сохранении СССР голосовал против: он думал, что у Туркменистана достаточно не только природных богатств, но и человеческих ресурсов, чтобы построить богатую независимую страну с уровнем жизни сродни кувейтскому.
И вначале казалось, что всё возможно. Молодые образованные туркмены были в некоторой эйфории, Сапармурат Ниязов из первого секретаря ЦК компартии Туркменской ССР стал президентом независимого государства, но золотыми памятниками с собственным изображением еще страну не утыкал. Первый звонок прозвенел с совершенно не политической стороны.
— По телевизору должны были показывать фильм «Маленькая Вера» — символ перестроечного кино. Но Ниязов выступил и сказал, что туркмены такое смотреть не будут. И на время показа трансляция в Туркменистане была отключена. А потом всё покатилось очень быстро. Но масштаб трагедии тогда даже представить было невозможно. Понимаете, нам долго вдалбливали в головы во времена СССР, что туркмены были дикими и необразованными. Возможно, и так. Но зато у нас была военная демократия. Военачальников избирали, и если избранный не оправдывал ожиданий, его переизбирали. А когда к нам пришла Россия колонизировать туркмен — сначала как империя, потом как большевистское государство, — ее главной задачей было добиться того, чтобы мы поняли: начальник один, и он неприкосновенен, никто не может в нём даже усомниться. В странах, которые колонизировала, к примеру, Великобритания, людей учили подчиняться законам. А колонизированных Россией — подчиняться приказам. Последствия до сих пор расхлебываем.
Разрубленная печать
Тем не менее, до расхлебывания последствий оставалось некоторое время, и туркмены еще надеялись на возможные перемены и реформы. В начале девяностых Фарид Тухбатуллин оставил работу в системе министерства водного хозяйства и создал общественную организацию «Ташаузский экологический клуб». Север Туркменистана находился в зоне экологического кризиса, связанного с пересыханием Аральского моря, — когда-то четвертого по величине озера в мире. Министерство юстиции Туркменистана зарегистрировало общественную организацию, и первые годы Фарид, как и другие экологи, работал вполне спокойно и ездил на конференции: в Узбекистан, Казахстан, Россию. А потом всех туркменских «общественников» стали постепенно зажимать в тиски государственного контроля.
— Возможно, нужно было притихнуть и попытаться пересидеть, — говорит Фарид, — но у меня возникла сумасшедшая идея: мы начали выпускать печатный бюллетень. В то время не было никаких цифровых технологий, и мы просто печатали брошюрки, где писали о проблемах экологии. Тогда как раз был топливный кризис, и бензин на заправках найти было невозможно. Те, кто работал на АЗС, тащили его в дом — к себе или к родственникам — и продавали по более высокой цене. И вот целая улица частной застройки недалеко от моего дома торговала бензином. Сигнал был такой: если перед домом стоит пустая канистра — значит, здесь продают бензин. А в каких условиях этот бензин хранили, можете себе представить? Если бы загорелось в одном месте, через несколько секунд полыхала бы вся улица. Я написал об этом статью для нашего бюллетеня. И меня вызвали к начальнику городского управления КНБ (комитет национальной безопасности. — Прим. ред.). Подозреваю, что именно он «крышевал» эту нелегальную торговлю. Начальник стал говорить, что закроет нашу организацию. Я объясняю: вот выходные данные нашего бюллетеня, вот свидетельство о регистрации нашего экологического клуба, и вы нас закрыть никак не можете — только суд имеет на это право.
И тогда меня повели в милицию, в отдел по уничтожению печатей. И просто разрубили печать нашей организации. Всё, сказали, нет больше никакого экологического клуба, никакого юридического лица, вы никто.
Фарид поехал в столицу — стучать во все двери. В том числе — в представительство ОБСЕ, которое возглавляла дипломат из Румынии Параскива Бедеску. Бедеску сказала, что Фарид должен выступить на экономическом форуме ОБСЕ в Праге, и организовала поездку для него и еще двоих активистов. В Чехии Фарид Тухбатуллин познакомился с представителем Туркменистана в ОБСЕ (он же — посол Туркменистана в Австрии) Батыром Бердыевым. Хорошо пообщались, вспоминал Тухбатуллин, посол даже на обед пригласил. Спустя два года они оба окажутся в одной тюрьме по обвинению в заговоре с целью убийства Туркменбаши. Бердыев будет приговорен к 25 годам тюрьмы. Больше о нём никто не услышит, правозащитники признают его жертвой насильственного исчезновения. Но до суда и приговора эти двое — Фарид и Батыр — еще раз случайно встретятся в тюремном коридоре, когда одного будут вести на допрос, а второго — в камеру.
После возвращения из Праги Тухбатуллина вызвали к министру юстиции. Очевидно, решение о том, что делать с экологом-общественником, еще не было принято, и туркменские власти действовали в «профилактическом» режиме. Министр спрашивал, почему в бюллетенях экологического клуба не приводятся ссылки на труды Туркменбаши и его цитаты. Да потому, отвечал Фарид, что об экологии президент никогда не высказывался. А почему, спрашивал министр, в ваших брошюрках для детей про животный мир нет цитат Туркменбаши? Да потому, что про животных он тоже ничего не говорил. В общем, тогда Фарида отпустили с миром и даже восстановили печать — экологический клуб снова стал законным, как прежде.
«Сколько страниц “Рухнамы” прочитала Гульширин?»
Но сам Фарид уже не был таким, как прежде. Он понял, что одно желание чиновника, будь то министр или начальник городского управления КНБ, — и не будет ни организации, ни ее участников. И начал изучать права человека, чтобы быть готовым к любой ситуации в стремительно превращающейся в средневековую диктатуру стране. Он поехал в Школу прав человека в Польше. Очень полезная была, кстати, школа, многим важным вещам его там научили.
— Визу я получал в Москве, — говорит Фарид. — Еще в 1993 году на саммите СНГ в Ашхабаде Ельцин и Ниязов подписали соглашение о двойном гражданстве. На том саммите после подписания Ниязов торжественно вручил Ельцину зеленый туркменский паспорт. И те, кто родился в России или был этническим русским, но жил теперь в Туркменистане, получили возможность оформить российское гражданство. Моя жена родилась на территории РСФСР и тоже имела право на российское гражданство. Она его получила, а я — потом, по воссоединению семьи. Поскольку Туркменистан ввел визовый режим со всеми странами мира, включая СНГ, российский паспорт облегчал задачу выезда. Я ехал в Москву, там оформлял визу и оттуда же ехал в Европу.
В первые годы, по словам Фарида, даже в спецслужбах еще встречались вполне нормальные люди, которые искренне не понимали, что такое неправительственные организации и как они работают. Во всяком случае, после поездки в Школу прав человека в Польше его не вызвали в управление, а пригласили в кафе. Попросили объяснить, что это за зверь такой — неправительственные организации. Казалось, никакой враждебности, только искренний интерес и попытки понять, как эти штуки могут влиять на безопасность Туркменистана или, наоборот, не влиять вообще. А может, это просто была обычная игра спецслужб: мы тебе не враги, ты объясни нам, а то мы не понимаем, как это работает. Такие игры вели спецслужбы, пожалуй, всех постсоветских государств.
В конце 2002 года, после очередной поездки в Европу, Фарид Тухбатуллин на пару дней задержался в России — ему предложили выступить на конференции «Права человека и проблемы безопасности в Туркменистане», которую проводили в Подмосковье «Мемориал» и Международная Хельсинкская федерация. Фарид был единственным среди спикеров туркменом, живущим на родине. Остальные — правозащитники из международных организаций, которые после конференции возвращались в свои страны, а не летели в Туркменистан. А Фарид летел.
— После возвращения домой, в Дашогуз, меня сразу вызвали в управление КНБ; впрочем, тогда это уже было МНБ — министерство национальной безопасности. Начальник сказал: вам нужно будет поехать в Ашхабад, дать показания, а потом вернетесь. Меня повезли на машине домой, чтобы я взял паспорт. Там я оставил записку, чтобы родственники, придя ко мне, знали, где меня искать, если не вернусь. Потом повезли в местный аэропорт. Город у нас маленький, я не в наручниках, но все знакомые — а в нашем городе ты всегда, в любом месте встречаешь знакомых, — уже начали шарахаться от меня. В самолете со мной сел один из сопровождающих и сразу начал рассказывать, какой он невероятный мастер каратэ и прочих единоборств, — видимо, чтобы у меня и мыслей не было сбежать. А куда сбегать из самолета?
В тот момент Фарид Тухбатуллин уже догадывался, что его везут не просто «дать показания». Он лишь радовался, что за год до того отправил семью в Россию: в Уфе у семьи Тухбатуллиных были родственники, у которых была свободная однокомнатная квартира. А Фарид очень не хотел, чтобы дети оканчивали туркменскую школу, где основой любого предмета является «Рухнама», великий и всеобъемлющий труд Туркменбаши. Фарид рассказывал, как это работает.
К примеру, в учебнике математики задачи составляются так: «Девочка Гульширин в первый день прочитала 15 страниц “Рухнамы”, во второй день 17 страниц, а в третий — 22 страницы. Сколько страниц “Рухнамы” прочитала Гульширин за три дня?»
Козьи тропы из Узбекистана и сокамерники-генералы
В Ашхабаде, где, по словам силовиков, Фарид должен был дать какие-то официальные показания и вернуться домой, его отправили в СИЗО. Он думал, что, возможно, это какая-то акция устрашения или кампания по уничтожению неправительственных организаций. Посади нескольких — остальные самоуничтожатся и залягут на дно на долгие годы, если не навсегда. Фарид еще не знал, что в этой тюрьме и кабинетах нацбезопасности сейчас на глазах разбухают тома уголовного дела об антигосударственном заговоре и убийстве диктатора.
— В камере, куда меня посадили, был один человек, — вспоминает Фарид. — По стандартам советских детективов я сразу подумал, что это подсадной, который должен будет провоцировать меня на признание неизвестно в чём или просто создавать невыносимые условия. Представляете, а это оказался тот самый человек, который тайно перевозил через границу в Туркменистан Бориса Шихмурадова!
Борис Шихмурадов — бывший министр иностранных дел Туркменистана, затем посол в Китае. В ноябре 2001 года он заявил о переходе в открытую оппозицию, создании Народного демократического движения Туркменистана, а затем создал оппозиционный сайт «Гундогар». Никто не знал, что Шихмурадов, сделавший громкое заявление заявление за границей и не вернувшийся в Ашхабад, затем тайно въехал в Туркменистан. 25 ноября 2002 года в официальных туркменских медиа (впрочем, других там и не было) появилось сообщение о покушении на жизнь президента Сапармурата Ниязова. Навстречу президентскому кортежу выехал КАМАЗ и обстрелял его. Как говорила потом на заседании правительства генеральный прокурор Туркменистана Курбанбиби Атаджанова, «вражеская пуля не долетела до любимого Сердара Великого Сапармурата Туркменбаши, Всевышний уберег его от предательского выстрела, сохранил для нас» (генпрокуроршу арестуют за коррупцию в 2006 году и отправят на родину Фарида — в Дашогуз, в женскую колонию).
В организации покушения Ниязов обвинил, как это часто делают диктаторы, «беглых». Кроме Шихмурадова, остальные обвиненные — бывший посол в Турции Нурмухамед Ханамов, бывший замминистра сельского хозяйства Сапармурат Ыклымов, бывший глава Центробанка Худайберды Оразов — находились за границей. И в Туркменистане начали сажать по делу о покушении тех, кто в принципе был «на карандаше» у спецслужб. В том числе и Фарида Тухбатуллина.
— Мой сокамерник Давлет был начальником нефтебазы в приграничном с Узбекистаном районе, — говорит Фарид. — У нас тогда существовала практика натурообмена с Узбекистаном. Ниязов давал план по сбору хлопка — совершенно невыполнимый по объективным причинам, — и наши чиновники договаривались с узбеками: мы вам солярку или бензин, а вы нам хлопок. Переправкой бензина занимался именно этот человек, начальник нефтебазы. Он знал все козьи тропы. Чиновники, которые договаривались об обмене, не хотели вмешивать пограничников, потому что пограничники — это часть министерства нацбезопасности. И вот этими козьими тропами мой сокамерник привез из Узбекистана Бориса Шихмурадова. А к нам в камеру потом посадили еще Ыклыма Ыклымова — брата Сапармурата Ыклымова.
Камера их, судя по всему, раньше служила просто кладовкой: на окне была решетка, но не было стекла. И никаких нар или кроватей там не было: их заносили вместе с задержанными. Фарид предполагает, что все остальные камеры были уже переполнены обвиняемыми в покушении на Ниязова. Ыклым Ыклымов — именно к нему домой приходил тайно ввезенный в Туркменистан Борис Шихмурадов — был сильно избит. Давлета и Фарида не били — их задержали позже. А тех, кого брали сразу же, 25 ноября били сильно. Потом Фарид тоже окажется в одной камере с одним из задержанных раньше. Это был молодой парень, вспоминал он, не понимающий, в чём его обвиняют. Парня и током били, и «слоником» пытали («слоник» — пытка, когда на человека надевают противогаз и зажимают шланг, перекрывая доступ воздуха).
Фарида Тухбатуллина обвинили в том, что на правозащитной конференции в Подмосковье ее участники обсуждали план убийства Сапармурата Ниязова, а Фарид всё знал и не сообщил спецслужбам. Хотя в той конференции, по словам Тухбатуллина, участвовала совершенно другая оппозиционная группа — «Объединенная оппозиция Туркмении» Авды Кулиева. Так что даже если бы Фарид вдруг отчаянно захотел сотрудничать со следствием, рассказать ему было нечего.
— Потом я сидел с начальником службы международного протокола — хороший мужик, земляк мой. Отца моего хорошо знал — отец в прежние времена был главврачом поликлиники Четвертого управления минздрава, где «шишки» лечились. Затем меня перевели в камеру, где сидел генерал Кабулов — первый командующий пограничными войсками Туркменистана. Он тоже очень хороший мужик и очень вежливый: ко мне обращался исключительно на «вы». А потом оказалось, что приближается время суда, а у меня всё уголовное дело — это недонесение.
Максимум три года — слабовато как-то. И мне решили «навесить» еще и незаконное пересечение границы.
Дело в том, что у нашего Дашогузского региона с узбекским Хорезмским регионом действовало что-то вроде малого приграничного движения: мы могли ездить туда на три дня без виз, а они — к нам. Пограничники не только ставили штамп в паспорт, но еще и записывали в журнал. И однажды, когда я возвращался из такой короткой поездки, молодой парнишка-пограничник забыл меня записать. И в результате мне говорят: ты незаконно пересек границу. Штамп в паспорте ничего не значит, потому что главное — это запись в журнале, а ее нет.
«Покажите их живыми!»
Суд был быстрый. Ни одного свидетеля защиты не допустили, хотя участники той конференции в Подмосковье — члены «Мемориала» и Международной Хельсинкской федерации — хотели приехать и дать показания: засвидетельствовать, что ни о каком убийстве президента Туркменистана ни на одном заседании никто ничего не говорил. Но их письма в суд остались, разумеется, без какой бы то ни было реакции. В суде Фарид просил: ну приведите хотя бы свидетелей обвинения! Пусть хоть кто-нибудь скажет, что я, к примеру, присутствовал при разговоре о планах покушения или незаконно границу пересекал. Ему отвечали: нет необходимости, суду всё ясно. А в перерыве адвокат шепнул, что к Ниязову приезжал какой-то чиновник из ОБСЕ, и есть возможность получить условный срок и выйти из-под стражи в зале суда, если Фарид признает вину. Он не признал. Его приговорили к трем годам лишения свободы. На фоне сроков в 15–25 лет, которые получили другие обвиняемые, — вроде и немного.
Каким пыткам подвергался Борис Шихмурадов, до сих пор неизвестно. Его арестовали 25 декабря 2002 года, а уже через три дня стал известен приговор: сначала — 25 лет лишения свободы, а уже через несколько часов — пожизненное. Приговор просто переписали, потому что так захотел Ниязов. С тех пор о Борисе Шихмурадове никто ничего не знает. Впрочем, через два года на прилавках туркменских книжных магазинов на некоторое время появилась книга якобы авторства Шихмурадова «Я сам и мои сообщники- террористы». Правозащитники всего мира в 2013 году начали кампанию «Покажите их живыми!», требуя предоставить доказательства того, что пропавшие в тюрьмах политзаключенные всё еще живы. Но живыми их никто не показал, как, впрочем, и мертвыми. Фариду Тухбатуллину повезло больше.
— После приговора адвокат сказал, что в течение десяти дней нужно подать кассационную жалобу, — рассказывает Фарид. — Несколько раз он приходил ко мне в СИЗО, но нам не давали возможности поработать над апелляцией. А дни идут, времени почти не осталось. И тогда я сам написал на бумажке жалобу и передал через охранника. После этого меня вызвал начальник тюрьмы, предложил чай, кофе и говорит: «Зачем тебе эти кассации-апелляции? Напиши лучше чистосердечное признание, и тогда тебе будет лучше. А то ведь заберут по этапу, и больше мы за тебя ответственности не несем. Кто знает, что там с тобой сделают? И не думай, что через три года выйдешь — найдется новая статья».
Фарид отказался. Попросил, чтобы отправили, как положено, написанную им кассационную жалобу. На всякий случай собрал в камере вещи, ожидая этапа. Через неделю его вызвали к следователю. Фарид даже фамилию того следователя помнит: Хижук. Тот достал из пишущей машинки лист бумаги с уже напечатанным чистосердечным признанием вины. Сказал, что Фарид должен это переписать от руки дословно. И добавил: «Это не я придумал и написал, это нам из администрации президента прислали. Решение уже принято. Сегодня подписываешь — завтра на свободе». Фарид попросил сутки на размышление. Вернулся в камеру, рассказал всё соседу — тогда он сидел с генералом Акмурадом Кабуловым, бывшим начальником государственной пограничной службы Туркменистана. До командования погранслужбой Кабулов был первым заместителем главы КНБ, то есть работу спецслужб знал досконально. Генерал сказал: «Даже не думай, подписывай. Кому будет лучше, если ты останешься за решеткой? Твоей семье? А что будет с ними, с родными врага народа, ты подумал?»
Всю ночь Фарид не спал. А утром его снова вызвали. Фарид переписал от руки бумагу с чистосердечным признанием, которую ему заботливо передали накануне, и вернулся в камеру. Радиоприемников в СИЗО не было ни у кого, кроме Кабулова. Когда он работал зампредом КНБ, то курировал и этот СИЗО, так что его охраняли его же прежние сотрудники. И, видимо, уважали. раз позволили иметь радиоприемник. Ловил тот, правда, только ашхабадское радио, но и это было важным. Однажды вечером Фарид услышал указ о собственном помиловании. В сообщении говорилось, что он освобожден и уже находится дома. А утром его вызвали с вещами. Заставили клясться на «Рухнаме» и подписывать бумаги: обязательства не встречаться с иностранцами, не нарушать закон, никуда не ходить и тем более не ездить без разрешения офицера безопасности. Фариду было приказано вернуться в Дашогуз.
«Учти, что твои родители и братья — заложники»
В июне 2003 года по инициативе Туркменистана соглашение с Россией о двойном гражданстве было прекращено. Жителям страны было дано два месяца на то, чтобы выбрать: или отказаться от туркменского гражданства и уехать в Россию, или отказаться от российского и остаться жить в Туркменистане. Фарид позвонил назначенному осуществлять контроль и надзор офицеру и спросил, выпустят ли его из страны, если он откажется от туркменского гражданства. Семья в России, выезд запрещен, увидеть родных он не может, так что проще отказаться от гражданства. Офицер к такому вопросу был не готов и пообещал спросить вышестоящее начальство. Через несколько дней перезвонил и сказал:
«Мы готовы тебя отпустить в Россию повидать жену и детей на десять дней, не больше. И учти, что твои родители и братья — заложники. Они остаются тут. Думай о них и не делай глупостей».
— Отец тогда сказал мне: «Не возвращайся. Нам они ничего не сделают. А тебе тут жизни не будет. Ты глава семьи, подумай о детях, подумай о том, что сможешь сделать для страны, находясь там, где можно говорить свободно». Я поехал к семье в Уфу и получил приглашение из ОБСЕ приехать выступить в Вену. В ОБСЕ за меня сильно хлопотали, когда я сидел в тюрьме. И вот в Вене была большая Конференция по человеческому измерению, а в ее рамках я провел небольшой брифинг для дипломатов. Рассказал о том, что происходит в тюрьмах, о том, как пытали заключенных, о том, как сотнями арестовывали якобы за заговор против Ниязова. А после ко мне подошли двое австрийцев и сказали, что в зале, где проходил брифинг, оказался сотрудник туркменского посольства, который доложит в Ашхабад обо всём. «Вам нельзя возвращаться, — сказали они. — Лучше обратитесь за предоставлением убежища. Если вернетесь на родину, второй раз мы вас из тюрьмы не вытащим». И я принял решение. Уже через два месяца мне предоставили статус беженца.
Когда Фарида арестовали, его брата — заместителя военкома города — тут же уволили. «Попросили» с работы и отца — он уже вышел на пенсию с должности главврача поликлиники, но продолжал работать рентгенологом. Так что мстить семье было уже «некуда». Правда, еще разбивали стекла в доме и устраивали мелкие провокации, но уже скорее по инерции. Фарид Тухбатуллин выдохнул и расслабился. И напрасно.
В 2010 году с ним встретились сотрудники «Кобры». Это антитеррористическое спецподразделение, подчиняющееся Федеральному министерству внутренних дел Австрии, было создано после теракта на мюнхенской Олимпиаде 1972 года. Офицеры предупредили Фарида, что на него готовится покушение. И выставили охрану. Соседи испугались — для них постоянный полицейский пост перед домом стал сигналом опасности. В конце концов Фарид попросил снять охрану. Тогда с ним провели несколько уроков по безопасности: учили, к примеру, заходя в кафе, никогда не садиться возле окна, в любом месте определять на глаз простреливаемые зоны — словом, после этих лекций Фариду стало страшнее, чем после известия о готовящемся покушении.
Теперь он знает точно: расслабляться нельзя, сколько бы лет ни прошло. У диктатур хорошая память, и надеяться на то, что «пройдет время — забудут», — глупо и рискованно. Я слышала о покушениях на правозащитников и журналистов из Ирана, Афганистана, Таджикистана уже после того, как они благополучно, казалось бы, жили в безопасных странах. Бдительность, контроль и недоверие, как бы грустно это ни звучало, — необходимое условие для выживания в любой стране, если диктатура, из которой удалось вырваться, назначила тебя врагом.
В Австрии Фарид сразу после того, как получил убежище, зарегистрировал НКО «Туркменская инициатива по правам человека». Он собирает информацию о нарушениях прав человека и пишет для международных организаций отчеты. А еще ведет сайт «Хроника Туркменистана». Несложно догадаться, что работы у Тухбатуллина много. Но самое сложное — не систематизировать, не составлять отчеты, не биться во все двери с просьбами обратить внимание на ситуацию в Туркменистане, а добывать информацию из той страны, где за любой контакт с иностранцем или «врагом народа» в эмиграции можно сесть надолго, а потом и вовсе исчезнуть в тюрьме.
Точное количество политзаключенных в туркменских тюрьмах неизвестно. Нет такой статистики. Так же, как неизвестно количество умерших или убитых: инициатива «Покажите их живыми!» называет заключенных, с которыми годы и десятилетия нет никакой связи, жертвами насильственных исчезновений. Правозащитники зафиксировали 162 таких случая. Иногда человек оказывается живым, как, например, включенный в список оппозиционер Гулгельды Аннаниязов. Его арестовали в 2008 году и приговорили к 11 годам лишения свободы якобы за незаконный переход границы. Весь срок он содержался в режиме инкоммуникадо в одиночной камере. Когда закончился срок, Аннаниязову добавили еще пять лет колонии-поселения, и только тогда стало известно, что он жив.
Кстати, до ареста Аннаниязов жил в Норвегии, где у него было политическое убежище. Он вернулся в Туркменистан в 2008 году, когда после смерти Ниязова к власти пришел Гурбангулы Бердымухамедов, — поверил в конец диктатуры и грядущие перемены. К Фариду Тухбатуллину тоже время от времени обращаются сотрудники посольства Туркменистана в Австрии и предлагают вернуться: приедешь, говорят, увидишь родных, никто тебя не тронет.
Фарид не поедет.
exchange
