Письма из тюрьмы в Армении. «Публичное унижение»
Проект JAMnews «Письма из тюрьмы» начался с письма, которое пришло в редакцию от человека, осужденного на пожизненный срок. Юрий Саркисян уже двадцать пятый год в тюрьме. Он написал нам потому, что хотел высказаться, и считал, что обществу важно услышать живущих «по ту сторону». Мы согласились с ним — и так родился этот проект. Юрий Саркисян является также автором документального романа «Высшая мера наказания», опубликованного в 2016 году.
Это двадцать пятое письмо Юрия Саркисяна. Ссылки на все предыдущие письма– в конце страницы.
Вряд ли когда-либо за последние двадцать шесть
лет я испытывал такие сильные переживания, как весной этого года. Предстояло
испытание свободой. Свобода, конечно, относительная — в кандалах и под конвоем.
Но все равно выход в свет: небо без решеток и твердая земля, свободные люди,
университетская поликлиника. (Alprazolam)
Однако оказалось сложнее, чем рисовалось в
воображении.
Не хотелось весной о грустном, но так получается.
• «В тюрьмах Армении есть привилегированные заключенные»
• Громкое преступление в Азербайджане: ранний брак уже через две недели окончился трагедией
• Очередное «убийство чести» в Ингушетии спровоцировала полиция
• Чего добились страны Южного Кавказа в защите прав человека в 2019 году. И в чем проиграли
Вот показался мой конвой из четырех офицеров. Подходим к милицейскому уазику с цельнометаллической крышей. Явно машина из моего светлого прошлого — made in CCCP. Впускать меня она не хотела, как и сопровождающих. А когда отодрали перекошенные от старости двери, то ожидал сюрприз — сломанные скамьи, солома и мусор повсюду. Но время поджимало, я постелил на скамью чистую ткань, и мы тронулись.
Ехали долго – пробки. Я наслаждался видом за окном. И вот — приехали. Двери отодрали. Конвоиры выстроились. Я вышел. Глоток вольного воздуха. Осмотрелся. Дети, женщины. Огромные здания, окна, просторы. После четырех стен ограниченного пространства все казалось чрезмерно большим.
Наручниками меня приковали к одному из
конвоиров. Руки у всех демонстративно на рукоятях пистолетов. Вокруг люди,
далекие от всего этого. И меня захлестнуло чувство стыда. И не просто стыда, а панического
стыда. Теперь я понимаю, каким некогда страшным наказанием было стояние у
позорного столба. Лучше тюрьма, чем публичное унижение. Хотелось провалиться
сквозь землю.
Мои уговоры не привлекать внимание, вести себя
естественно, отвергались сухим: «Требование закона». Но увидев мое состояние,
уступку все же сделали: повели не через парадный вход, а дворами, к другому
входу. Поднявшись на второй этаж стоматологической поликлиники, я заметил в
приемной большое скопление людей. И все. Стоп! Мозг скомандовал ногам, и дальше
ни в какую. До стоматологического кабинета оставалось несколько метров. Но как
их преодолеть?
Говорю: «Снимите кандалы!». Не снимают. Отказываюсь идти дальше, предлагаю вернуться в машину, мол, лучше без лечения. Подумали, переговорили между собой и сняли позорные цепи.
Новые унижения начались уже в кабинете. Я сел
в кресло. Один из конвоиров встал напротив, загораживая окно, якобы
предупреждая попытку побега. Второй с оружием остался у двери. Остальные
охраняли снаружи. Естественно, я не ожидал, что при общении с врачом будут
присутствовать посторонние. Есть же закон о врачебной тайне и правах человека.
Ну да ладно.
Обращаюсь к врачу, пытаясь наладить какие-то
отношения, все-таки доверяю ему свое здоровье. Но тот и не думал со мной
разговаривать. Осмотрел, сделал рентген и написал направление на компьютерную
томографию. Ага, ждите! Снова пройти через это унижение точно не смогу.
Прощаюсь с врачом, хотя тот и игнорирует, и выхожу. Тот же путь. Те же чувства.
Та же тюрьма.
А в «родной» камере ждал еще один сюрприз.
Живо представил картину, повторяющуюся как минимум раз в месяц. Подоконник уже двадцать шесть лет служит птицам кормушкой. И знают об этом не только воробьи, но и их крылатые враги, птицы-хищники. Одна пустельга сидит неподалеку в ожидании, когда я накрошу хлеб и свистом позову воробьев. Нередко этому мелкому соколу удается поймать кого-нибудь из моих питомцев. Остальные в страхе ищут спасение у меня, залетают в камеру и остаются, пока я не прогоню пустельгу.
Хищник съедает жертву прямо на решетке и заглядывает внутрь в предвкушении следующей. Конечно, я его прогоняю и воробьи улетают. Но вы представляете пол и мои вещи после такого налета?
Когда я в камере, то не подпускаю их к кровати и столу. Однако в этот раз друзья загадили все, что могли. Несколько десятков друзей. Уборка и стирка заняла целую неделю. И все же мы с ними останемся друзьями, потому что они единственные, скрашивающие мое одиночество чириканьем, драками из-за крошек, и нежным кормлением друг друга из клюва в клюв. И мы никогда друг друга не унижаем.
Предыдущие письма:
Первое письмо: «Воля, неволя и все, кто в доле»
Второе письмо: там, «Где сон предпочтительнее реальности»
Третье письмо: «Будущее прекрасно, когда оно есть»
Четвертое письмо: «Последнее предупреждение»
Пятое письмо: «Человек всегда на распутье»
Шестое письмо: «Горечь сладкой мечты»
Седьмое письмо: «Свобода – и скомканная жизнь»
Восьмое письмо: «Опасное соседство»
Десятое письмо: «В чем была моя ошибка?»
Одиннадцатое письмо: «Жертвы и палачи»
Двенадцатое письмо: «Воспоминания все еще кровоточат»
Тринадцатое письмо: «Дефицит позитивных впечатлений»
Четырнадцатое письмо: «Один на один с системой: ребенок под молотком правосудия»
Пятнадцатое письмо: «Когда нет надежды»
Шестнадцатое письмо: «Девятый круг»
Семнадцатое письмо: «Гарантированная свобода»
Восемнадцатое письмо: «Депутаты против народа?»
Девятнадцатое письмо: «Блатной беспредел»
Двадцатое письмо. «Бунт в тюрьме. Как это было и почему»
Письмо двадцать первое. «Идея фикс»
Письмо двадцать второе. «Революция в тюрьме»
Письмо двадцать третье. «Капля за каплей: итоги ушедшего года»
Письмо двадцать чертвертое. «Первый из выживших»
