Письма из тюрьмы в Армении. «Труба ада»
Это девятое письмо Юрия Саркисяна
Предыдущие письма:
Первое письмо: воля, неволя и все, кто в доле
Второй письмо: там, где сон предпочтительнее реальности
Третье письмо: будущее прекрасно, когда оно есть
Четвертое письмо: последнее предупреждение
Пятое письмо: человек всегда на распутье
Шестое письмо: горечь сладкой мечты
Седьмое письмо: Свобода – и скомканная жизнь
Восьмое письмо: опасное соседство
Э то не мистика! Но в самом начале именно такой она и казалась: нереальной, потусторонней. Первое знакомство с Трубой ада состоялось в сумерки: мрачное круглое здание тенью нависло над землей — тремя этажами уходя в ее недра. Только очутившись в штрафном изоляторе, ниже поверхности почвы, я понял, что вокруг болото: оно просачивалось сквозь стены карцера чуть ли не внутрь меня.
Далекие девяностые канули в Лету, унося с собой страшные воспоминания. Доступ в подземные камеры давно закрыт и забыт. Истории тех лет стали байками, мифами; а жертвы — вечными призраками нубарашенской тюрьмы. И лишь живые все помнят и видят как будто вчера.
Визит гостей двадцать первого века стал для меня неожиданным. Международный кинопроект, съемки и интервью… И вот, я внизу. Пять этажей пролетел как на крыльях, конвоир едва поспевал. На выходе из адского круга я задержался, конвоир шепнул: «Начинаются съемки!»
Кинематографисты стояли отдельно от всех, в окружении десятка военных из службы охраны. Гостям невдомек, что они находятся в пыточном блоке так называемых «боксов». Когда-то, в забытые годы, здесь люди теряли сознание при виде тех стен, забрызганных кровью, блевотиной и со следами дубинок. Закрыв на секунду глаза, услышал вдруг стоны и крики откуда-то из глубин, — оживший фантом моих страхов. Сейчас ничего уже нет: зачистили стены и память, кровь сделалась частью покраски…
В те годы ходила молва об архитекторе этой тюрьмы, ставшим ее первым узником и погибшим в подземной темнице в назидание всем — чтоб яму не рыли другому. Схожий принцип лежит и в основе тюремного общежития: можешь делать добро — делай, плохого и без тебя хватает! Обо всем этом я узнал в карантине, от былых зэков, открывших мне и настоящее название тюрьмы, ее истинную сущность — «Джохки трубэн» («Труба ада»).
Миновав кровавый коридор, я повернул в следственный отсек. Обычный кабинет для допросов превратили в спецкомнату. Мои гости представились. Руководителя группы звали Стефан Арапович. Они рассказали, что планировались съемки фильма о нескольких днях из моей здешней жизни. Но администрация воспротивилась и ограничила нас одним-двумя часами видеоинтервью.
Вопросы были на английском, мне их переводили. Что-то мешало сосредоточиться на ответах, отвлекали ребята, аппаратура. Стефана интересовала причина отказа администрации в доступе на территорию тюрьмы. Что я мог ответить? Да, от них скрывают правду о действительных условиях содержания; об отчаянии пожизненно осужденных, превратившем многих в ходячие трупы; о несбыточной надежде на освобождение, сводящей с ума…
Изменилось ли хоть что-нибудь с приходом Никола Пашиняна? Нет. «Новая» Армения и ее лидер для нас — лишь скандируемые лозунги да старые тюрьмы и зоны, где никогда ничего не меняется.
Какие взаимоотношения с охраной? С момента осуждения мир заключенного делится на две категории: тех, кто становится частью наказания; и тех, кого мы воспринимаем как поощрение. Тюремщики — это неизбежные стены и решетки, и отношение к ним соответствующее. А поощрение? Это проблески света сквозь тюремную решетку — люди, увидевшие в нас людей.
Считаю ли двадцать четыре года за решеткой достаточным наказанием? Да. Это время не прошло бесследно, и я думаю, что правосудие, в моем случае, восторжествовало. Но остались другие обязательства, реализуемые лишь на свободе.
Что отличает пожизненников от других заключенных? Все и — ничего. Условия отбывания наказания убийцы и мелкого воришки — абсолютно непохожи, не только внешне, но и внутренне: укравший человеческую жизнь расплачивается соразмерно; и если освобождение обычного осужденного регулируется законом, то наше — прихотью чиновников.
Как проходит мой день в неволе? В молитве и работе. Пишу книги, статьи для JAMnews, редактирую произведения других авторов для издательства. А по сути, работаю над собой.
Что мотивирует стремление выжить? Конечно же, сама жизнь. Столько всего непрожитого, непрочувствованного — дети, жена, мгновения, омытые слезами… Хотелось бы зажечь глаза любимой счастьем! И друзья, разумеется, — настоящие и будущие. Но самое главное: нельзя покидать этот мир, не расплатившись с долгами — моральными и материальными.
Мешает ли дружбе с другими заключенными творчество? Наоборот, творчество помогает лучше понять себя и другого.
Какие во мне произошли перемены за двадцать четыре года? Дайте подумать… У меня словно гора с плеч… Мудрее стал, это точно: знаю, куда идти и как себя вести. Все изменилось.
Считаю ли произошедшее со мной несчастным случаем? Да. Это была авария, нравственная катастрофа.
Какова вероятность условно-досрочного освобождения? Достаточно высока, если все будет по закону.
Дальше пошли вопросы о слиянии администрации и криминала, разделе сфер влияния и дохода. Ответил отговоркой: не моего ума дело.
Человек слаб — и терпит фиаско каждый раз, когда предполагает обратное. Вроде как обычное интервью, не имеющее ничего общего с религией. «Вроде как»… А разве есть в нашей жизни нечто, не относящееся к религии, не отражающее нашего мировоззрения?
Тема была о взлетах и падениях души. Вопросы затрагивали разные аспекты бытия, спрашивая, по-сути, об ОСНОВЕ этого мира и нашего существования. Но именно этой основы я так ни разу и не коснулся, забыв о главной обязанности верующего человека — об освящении Святого Имени…
Съемки завершились, ребята отключили аппаратуру, положили камеру… Тут я почувствовал, что кипа [традиционный еврейский мужской головной убор, который носят в знак смирения перед богом — JAMnews] вот-вот упадет с моей головы, машинально ее поправил.
Вдруг немецкий журналист встрепенулся, мол, остался еще один вопрос. Операторы снова включили камеру. Прозвучал тот самый вопрос, задаваемый в течение всего интервью в других формулировках: «Вот у Вас кипа… Эта Ваша вера как-то способствует преодолению трудностей в таких нечеловеческих условиях? Как Вы пришли к Богу? Когда?»
Мне буквально напомнили о самом себе, позволив сохранить лицо и кипу… Ответил, как и когда, и что — да, именно, вера в Единого Бога помогла не растерять себя и преодолевать возникающие препятствия. Но как легко я забыл о своем Покровителе перед камерой в поисках «правильных и красивых» ответов.
Человек слаб и становится еще слабее, пытаясь выглядеть сильным и независимым в глазах других людей.
Надеюсь с Божьей помощью в следующей статье поделиться с читателем JAMnews основным секретом выживания в неволе и на воле – служением Всевышнему.
