"Мы не собираемся покидать город" — как Харьков перестает быть русскоязычным
Как Харьков перестает быть русскоязычным
Материал партнера JAMnews Euroradio.fm
Харьковский вокзал приветствует приезжающих музыкальным маршем, а первое, что видишь выходя из него — вывеску про настоящее мороженое “Каштан” (а казалось, разве есть более настоящее чем минское).
Этот и другие белорусские флешбеки еще будут встречаться в городском пространстве. Разница лишь в том, что этот город с 22 февраля 2022 года и по сей день находится под постоянными воздушными атаками. Но решение жителей оставаться, а не уезжать не даёт возможности российским войскам захватить город.
Что еще общего у Харькова с любым белорусским городом? То, что его из-за близости к российской границе и русскоязычного большинства, российские власти считают «своим». И процессы, которые сейчас происходят в культурной жизни Харькова, прямое подтверждение тому, что это не так.
Перед полномасштабной войной здесь проживало почти полтора миллиона человек, сейчас — миллион двести. Согласно переписи 2001 года, 66% людей считало родным языком русский, а 32% — украинский. Последние опросы показывают, что доля тех, кто выбирает государственный, растёт, правда, русский остаётся в общем пользовании.
Еврорадио весной посетило Харьков в конце марта, чтобы увидеть, как он изменился во время войны и как его жители противостоят российской агрессии через язык и культуру.
«Знания — это оружие”
Сначала кажется, что Харьков — типичный советский город. Застроен соответственной архитектурой, с широкими улицами — очень похож на Минск. Единственное, что в местных домах почти везде плиты ОСП, листы из деревянной стружки, которые ставят на месте выбитых ударной волной окон. Харьковское метро, которое во время войны является спасением для города, бьёт таким же ароматом как минское.
Если раньше Харьков был известен своим культурным андерграундом, например, музыкальным (отсюда вышли группы «Пятница”, “Оркестр Че”, “Вагоновожатые”), то сейчас культура в подземелье стала чем-то «нормальным» и буквальным.
Люди прячутся в метро во время атак, здесь проходят выставки и концерты, дети учатся в подземной школе, театры играют в безопасных ангарах — война перенесла всё в укрытие.
На этом фоне, каждый выход из андерграунда становится важным событием.
Так, в центре города сейчас работает новооткрытый магазин «Книгоукриття» с большими витринами. Его владелец и издатель Александр Савчук говорит, что в 2023 году появился запрос харьковчан на публичное пространство и на знания об украинской истории города.
Он преподаватель по образованию и для него, между прочим, это возможность рассказать о важных краеведческих темах.
«Эти знания когда-то станут информационной безопасностью. Само название «Книгоукриття» связано с тем, что книги это определенная информационная защита. Знания — это оружие», — говорит Савчук.
Первый магазин действительно был под землей, но сейчас — это место, куда люди могут прийти, выпить кофе, полистать книжки. Наблюдаем, как проходит книжный клуб. Укрытие получило метафорический смысл.
Причём, открытие магазина во время войны — это большой риск, но для Александра это не про бизнес.
«Это позиция, что мы не боимся. Мы должны говорить об украинском в Харькове. Это часть информационной войны, только мы делаем это экологически, художественно и по-научному. И каждый желающий может прийти и почитать наши издания за этими столами, словно в библиотеку».
Александр Савчук говорит, что много харьковчан осталось в городе по личным причинам, но большая доля и тех, кто действительно хочет быть в Харькове, потому что “дома”.
«Потому что это тоже говорит нашему врагу, что мы не собираемся покидать город. Если Харьков покинет критическое количество людей, то в будущем он фактически станет «серой зоной», которую намного легче обстреливать. Это станет преимущественно военной территорией. Поэтому жизнь должна быть.
Конечно, мне очень грустно видеть Харьков, вспоминать, каким он был в январе 2022 года. Конечно, сейчас меньше бизнеса, меньше машин, меньше людей, меньше различных культурных событий. Но я сильно верю, что кроме того, что делают ребята на фронте, мы здесь тоже делаем работу, за которую, скажем, мне не будет стыдно. И я верю, что мы выдержим», — говорит издатель.
«Теперь я не могу говорить по-русски”
Среди книг, которые показывает Савчук, — новинка. Это графический роман, нарисованный местным художником Константином Зоркиным.
“Это не о том, «какие мы несчастные», это попытка понять ситуацию, как мы меняемся и чему могут научить нас люди, которых встречаешь на своем пути. Это нелинейная история, в которой нет выраженного конца, и мы сейчас фактически живем в такой ситуации неопределенности.
Но графика Константина Зоркина и глубокие идеи, которые мы видим здесь, психотерапевтически помогают нам пережить это испытание войной и попытаться найти немного нормальной жизни даже во время войны”, — рассказывает Александр.
В мастерской Зоркина очень много инструментов для работы по дереву и небольшим фигуркам, людей и не только. Это тоже укрытие в подъезде жилой пятиэтажки. На вахте сидит бабушка. Константин рассказывает, что она любит постучаться и сказать: «Завтра». Мол, снова россияне будут пытаться занять город. Но, как говорит художник, «сколько этих завтра уже было».
Константин говорит, что первые дни полномасштабного вторжения трудно забыть. Как и последующие. И они не чувствуются, как три года: когда-то как 10, когда-то как три месяца, потому что прошлое «отвалилось».
Первое, что он сделал в первый день — поехал за инструментами в мастерскую. Но второй мыслью было решение не паниковать. Так и случилось, потому что люди взяли оружие в руки и город выстоял.
Харьковские художники и их семьи тогда укрылись в Ермилов-центре (это центр современного искусства, который находится в подвале университета).
«Все было как арт-проект какой-то абсурдной инсталляции. Там были места для ночлега, для готовки, для всего, даже душ был. И мы все там жили, но в тоже время был какой-то психологический комфорт, ведь это было среди своих людей.
Ведь многие ночевали в метро. Я провел первую ночь в метро, но понял, что больше не хочу. И это трудно забыть, и об этом надо помнить».
По его наблюдениям, художников в городе стало меньше: кто-то мобилизовался, кто-то выехал за границу или в большие города.
«С другой стороны, это повлияло положительно на некоторые процессы. Я называю это новой эрой коллабораций. Те художники, которые остались, начали очень хорошо видеть друг друга. В начале собирались, чтобы проверять, все ли живы-здоровы. Потом было желание восстановить события, жизнь».
Только все эти процессы Константин называет не «возрождением», а «выживанием», достойным и сильным.
«Неизвестно, на сколько нас хватит, но пока мне всё нравится, так как это имеет свои результаты, за которые мне не только не стыдно, но даже горжусь тем, что получается за три года».
Зоркин харьковчанин и, как говорит, за время войны сделал даже больше, чем за предыдущую жизнь. Но, что касается политического фона, Константин испытывает бессилие и неизвестность перед будущим.
«Сейчас очень много новостей, и я все меньше за ними слежу. Журналисты, особенно европейские и американские, задают очень много вопросов о Трампе, о том, что мы думаем. Мы столько наслушались обо всем: от каких-то эпохальных речей Байдена, до исторических речей Макрона и всего этого, что Харьков просто стал очень циничным в этом смысле. Важно то, что происходит на самом деле.
Были и будут наступления по Харькову, и обстрелы, и мученичество, и ракеты, и баллистика. Бывало такое, что в сравнение сейчас ситуация просто идеальная. Но что будет завтра, неизвестно».
Поэтому Константину помогает работа, ведь она дает возможность зафиксироваться в моменте.
Он вспоминает, что когда-то он был сильно погружен в российский культурный контекст. Сейчас же не чувствует в нем нужды и не может говорить по-русски. При этом, Константин осознаёт, что харьковчане разные, и тут слышишь русский язык на улицах тоже.
«Я думаю, что у харьковчан есть такой локальный патриотизм: они могут говорить по-русски, но помогают, воюют, отстраивают и ненавидят Россию. И в их сознании это абсолютно логично: «Мне просто удобно говорить по-русски».
Что скажешь человеку, который отдаёт свою жизнь, но говорит по-русски, потому что просто не хочет переходить, ему неудобно, но он готов умереть за свой город, за свою страну, и он ненавидит кацапов? И какие могут быть аргументы. Нужно ещё много работы».
«Я нигде не чувствую себя такой счастливой, как здесь»
В конце марта альтернативный театр «Нафта» отметил седьмой день рождения. Это чуть ли не единственный театр в городе, который работает во время войны. Местные власти из-за безопасности ввели запрет государственным спекталям. Но сейчас постепенно театры возобнавляют свою деятельность, показывая спектакли в других местах.
«Нафта» в свой день показала «Тайную вселенную Антэна Вузлыка» в модном пространстве в старом промышленном здании. Это автобиографическая история парня, которая начинается в нынешнем Харькове, но герой отправляется в детство в поисках утраченной радости.
Актёры играют, где-то общаются с публикой, вспоминая детские дворовые игры. С перспективы ребеёка вспоминают начало третьего тысячелетия «Конца света не случилось, но закончились 90-е и с ними закончился мир без Путина» — вспоминает со сцены актёр.
«У нас есть общее чувство ответственности перед городом, чувство принадлежности к нему и то, что мы действительно хотим формировать его, несмотря на все проблемы, стоящие перед нами. Это рефлексия, немного фантазия, немного сказка. В отзывах люди говорят, что это о нас, о том, что нас объединяет», — рассказывает актёр и режиссёр Артэм Вусык.
«Неужели вы хотите найти радость здесь, в сером прифронтовом Харькове?»— спрашивает позже другой актёр. В результате, герои ее находят, ведь Харьков — это люди, которые здесь остаются и его формируют.
Актёры «Нафты» отмечают, что война сильно изменила понимание, что вообще безопасно.
«Конечно, здесь опасно, но я нигде не чувствую себя такой счастливой, как здесь. Потому что это мой дом, а город — это люди, здесь мое сообщество, здесь дороги, которые я знаю, здесь мои чувства, истории, которые произошли со мной. Я не хочу терять этот дом, я не хочу его никому отдавать», — говорит Нина.
Для актеров Харьков — это сочетание брутальности в архитектуре и уязвимости. Из-за близости к России, город имеет «глубокую травму русификации».
«Некоторые люди продолжают говорить по-русски. Надо понимать колониальный контекст, потому что, к сожалению, изменения не могут произойти так быстро. Но всё больше людей понимают, что язык может быть их доспехом. И они просто не могут говорить по-русски, потому что этот язык уже ассоциируется с агрессией, с насилием и с имперскостью», — говорит Нина.
После спектакля актеры устраивают аукцион по сбору средств подразделению «Острые Козырьки». Там воюет один из актеров и вообще много культурных деятелей Харькова.
В пространстве идёт вечеринка. Люди танцуют, пока есть время до комендантского, вместе с тем в телефонах мигают сообщения о возможных атаках беспилотниками в области.
Жадан и война
Харьков — это Сергий Жадан. Но поймать его на месте не так просто. При этом он успевает в день приезда заскочить в магазин, чтобы подписать сборники стихов.
В обед писатель идя по центру города рассказывает: здесь три раза останавливался Брежнев, а здесь, когда Харьков был столицей, жили коммуной поэты и приезжал Маяковский.
Сергей Жадан теперь не только известный писатель и музыкант, но и военный бригады “Хартия”. Разговор с ним смотрите полностью здесь:
exchange
