Лучшая погода для ИГИЛ
Текст, фото и видео подготовлены партнером JAMnews, украинской телекомпанией «Громадское», Катерина Сергацкова
В июне 2014 года боевики группировки «Исламское государство» заняли Мосул – второй по величине город на северо-западе Ирака. 16 октября 2016 года иракские военные начали штурм Мосула и окрестностей. За пять месяцев они освободили большую часть города. Лидер ИГИЛ Абу-Бакр Аль-Багдади признал поражение и бежал из Мосула. Корреспондентка Hromadske стала свидетелем противостояния иракской армии с игиловцами.
Одноэтажный Курдистан
Путешествие в центр противостояния иракской армии и ИГИЛ начинается с окраины Эрбиля, столицы иракского Курдистана. Мы селимся в самом незаметном отеле: на въезде нет указателя, а все строения – не выше одного этажа.
– Это самое безопасное место в Эрбиле, – говорит Вера Миронова, исследовательница Белфер-центра науки и международных отношений при Гарварде.
Из окна гостиничного домика видна резиденция Масуда Барзани – президента Курдистана. Вокруг нее – зеленые холмы, на которых пасутся стада овец.
– Отели для иностранцев, как правило, самые высокие в городе и находятся рядом с административными зданиями, – объясняет Миронова. – На последних этажах отелей ИГИЛ сажает снайперов. Так боевики получают контроль над правительственными объектами. К тому же, возле мест, где живут иностранцы, боевики устраивают теракты с suicide attacks (машины, в которых заложены бомбы, – ред).
За выездом из Эрбиля начинаются курдские блокпосты. Эти территории курды считают исторически своими, хотя официальная граница Курдистана заканчивается раньше. Помимо курдов, некоторые здания здесь занимают местные добровольческие батальоны. Их называют общим словом Hashd. Это парамилитарные объединения под контролем иракского МВД, состоящие из шиитов, суннитов и христиан. Они были созданы в 2014 году для борьбы с ИГИЛ.
Уже здесь, на подъездах к Мосулу, видны масштабы разрушений, которые принесла война: жилые дома с выбитыми стеклами и изрешеченными снарядами стенами, разрушенные магазины и заправки. Типичная картина – стоянки с сотнями сожженных автомобилей.
Западный Мосул
Мосул поделен надвое рекой Тигр. Старый город с административными зданиями, музеем и одним из крупнейших университетов Ирака располагается на западной стороне реки. Сейчас центр этой части Мосула остается под контролем боевиков. Это около 10% от всей территории
Во время военной операции основные мосты города оказались разрушены. В западную часть Мосула, где идут бои, нужно добираться в объезд через временные мосты.
За одним из мостов, в частном доме, который раньше занимали боевики ИГИЛ, располагается база внутренних войск быстрого реагирования иракской федеральной полиции.
На ступеньках у входа – коллекция снарядов. Вокруг них кружат местные дети – учатся различать калибры.
– Мы сносим их сюда с передовой, – поясняет сапер.
В руке военного розовый смартфон. Мимолетом сапер замечает, что на передовых позициях ничего трогать нельзя: ИГИЛ, отступая, оставляет на местах бытовые вещи, начиненные взрывчаткой.
Кус-кус с мясом, вареные яйца и лепешки – так выглядит завтрак военных. После него солдаты выдвигаются на передовую. Нас берут с собой – показывать свои успехи. И, как выясняется, частично их приукрашать.
– Вам предлагают сделать фейковое интервью, – сообщает нам переводчик Азад. – В подразделении есть бывший журналист, которого ранили во время боев. Теперь он носит форму и представляется военным.
Мы встречаем его чуть позднее. Трость, темные очки – осколки разорвавшейся мины лишили мужчину зрения. Он празднует день рождения. Военные подносят ему торт, поют «хэппи бездей ту ю» и запускают фейерверки. Главный подарок мужчине делают журналисты курдского телеканала Rudaw, которым он в качестве военного дает интервью.
Путь в зону боевых действий лежит через развалины аэропорта. Все строения, терминалы с залами ожидания, которые когда-то принимали туристов и бизнесменов, разрушила американская авиация и «игиловские» минометы.
Сейчас линия фронта проходит по зажиточным кварталам западного Мосула. Там постоянно раздаются автоматные очереди и взрывы. Неподалеку слышно авиацию. Несмотря на все это, часть местных решила не покидать своих домов.
Над воротами одного из таких домов болтается на ветру белая простыня. Здесь, в просторном двухэтажном здании, живут три незамужних женщины. Сестрам-учительницам Асиль и Зине чуть больше сорока лет. Их тетя Заида вдвое старше.
После прихода в город ИГИЛ женщинам пришлось прекратить преподавание. Не учат детей они и теперь – пока вокруг все еще стреляют, школы западного Мосула закрыты.
Живут сестры на давние сбережения. Говорят, денег ни от иракского правительства, ни от международных организаций они не получают. Воду и продукты покупают через военных.
Мы пьем сок на веранде и слушаем, как разрываются минометные снаряды, прилетающие со стороны боевиков. От ударной волны подпрыгивают стулья. Громко шуршит полиэтилен. Его тут вставляют в оконные рамы – вместо стекол. Женщины не реагируют на взрывы – только смеются, когда мы вздрагиваем от грохота.
– Как-то зимой, во время операции по освобождению Мосула, к нам ворвались ИГИЛовцы, – вспоминает Асиль. – Потребовали отдать им автомобиль. Они их минировали – это было одним из видов оружия против иракской армии. Я говорю: «Машину не отдам. Если что-то случится, мы не сможем добраться до больницы». (https://fernandez-vega.com) Те отвечают: «Тогда мы вас убьем. Ты что, не боишься?» Я ответила честно: «Боюсь, но автомобиль вы не получите». Чем все закончилось? – Асиль подливает нам сок, – Они взяли с нас расписку, что мы отказались сотрудничать с ИГИЛ.
Еще более жестокими, признается Асиль, были жены боевиков:
– Мы слышали, что они, бывало, избивали и кусали женщин, если те выходили на улицу непокрытыми.
– Они не уважали нас, – подхватывает Зина. – Однажды я выскочила в аптеку и не взяла с собой перчатки. По правилам ИГИЛа, открытые руки у женщины – это харам, то есть грех. Один из боевиков увидел это и пообещал меня убить.
Минометный снаряд ложится где-то рядом. Мы в очередной раз вздрагиваем. Женщины снова смеются. На нас бронежилеты. У Асиль, Зины и Заиды никогда не было специальной защиты. Сестры два месяца продержались без нее под перекрестным огнем. Говорят, теперь она им тем более ни к чему.
– На все воля Аллаха, – улыбается Зина.
На первом этаже соседнего с домом сестер здания располагаются военные. На втором – живет молодая семья: Рамзи Казен, его жена Нур Фадель Шалан и двое маленьких детей.
До войны Рамзи развозил курятину в иракские города. В 2014-м открыл в западном Мосуле магазин женской одежды. Через 10 дней его закрыли боевики. Сейчас семья живет только за счет помощи иракской армии.
Младшей дочери семьи Казен девять месяцев. Она родилась в то время, когда город контролировали боевики ИГИЛ.
– Мы хотели назвать ее Мирной, – говорит Рамзи. – Но ИГИЛ был против: они сказали, что это христианское и еврейское имя.
Боевики потребовали, чтобы ребенку дали имя Наба, в переводе с арабского – весть. Так называется еженедельная газета, которую выпускает Исламское государство.
— Нашей девочке выдали игиловское свидетельство о рождении, – объясняет Нур. – Мы хотим его поменять на нормальное, но иракские военные говорят, что пока это не обязательно. Мол, это единственный документ на ребенка, и его надо хранить.
В родильном отделении больницы, в котором лежала Нур, было достаточно женщин, поддерживавших боевиков. Все они, вспоминает девушка, называли своих новорожденных именами шахидов – погибших эмиров Исламского государства.
Восточный Мосул
Узкие улицы, кое-где перекрытые ошметками колючей проволоки. Дома мраморного цвета, обгоревшие и разрушенные. Волонтерские пункты раздачи воды. Бесконечные блокпосты иракской армии. Редкие прохожие. Пара на скорую руку восстановленных школ и мелких продовольственных магазинов. Восточный Мосул освободили 27 января, но до сих пор он выглядит так, как будто бои в нем закончились всего несколько дней назад.
Один из районов восточного Мосула контролирует подразделение «самообороны» при Министерстве обороны Ирака. Штаб расположен в доме, в котором раньше боевики изготавливали бомбы для автомобилей-смертников. Командир Омар принимает нас в небольшой комнате. Вместо диванов здесь набросаны матрасы в несколько слоев, на столе кавардак из бумаг и фотографий. На табуретках – бутылки с водой, пепельницы и чай. То и дело в комнату врываются офицеры и что-то докладывают Омару.
Один из них показывает видео, снятое боевиками. На нем нескольких плененных мужчин взрывают в машине.
– Человек на видео – мой брат, – объясняет военный. – Они его просто взяли и взорвали. Вот против таких людей мы и воюем.
Мотивация добровольцев – воевать против тех, кто убивал и насиловал их родственников, друзей и знакомых. Для многих это еще и способ получить опыт ведения боевых действий от тех, кто проходил обучение американцами.
Абсолютное большинство иракских военных – молодые люди 20-30 лет. Они помнят войну в Ираке, начавшуюся в 2003-м году, их семей коснулся экономический кризис, продолжающийся до сих пор.
Добровольцы гордятся своими ранениями. Один из зашедших к нам в комнату демонстрирует травмы: на правой руке у него не двигается безымянный палец. Левая рука почти не сгибается в локте.
– Вот этой самой рукой я убил ИГИЛовца, – с гордостью говорит военный.
Омар, его командир, признается, что несмотря на то, что восточный Мосул освобожден, опасность еще не миновала. Четверть нынешнего населения территории, объясняет он, – это переселенцы из западной части города и разрушенных районов восточной.
– Многие из тех, кто сюда перебрался, маскируются под беженцев, а на деле поддерживают ИГИЛ, – говорит Омар. – А еще здесь много жен боевиков и их детей.
– Как вы с ними поступаете? – спрашиваю.
– Никак. Держим на контроле, но не более. Ну а что мы можем сделать?..
Ежедневно подразделение проводит рейды по кварталам в поисках sleeper cells – «спящих ячеек». Это тоннели под жилыми домами, в которых все еще скрываются боевики ИГИЛ.
Тоннели появились еще в те времена, когда ИГИЛ только зашел на территорию Мосула. Как правило, они проходят глубоко под домами и ведут к выходам на улицы, чтобы в случае чего можно было сбежать. В доме, который нам показывают военные «самообороны», тоннель вырыт во внутреннем дворике. Его ИГИЛовцы использовали также и как склад оружия. Рядом с тоннелем – потайной выход в стене к соседнему двору. Иракские военные, как правило, оставляют тоннели в том же виде, в каком их обнаружили.
В комнату заходит очередной офицер. Передает Омару какие-то папки. Офицера зовут Али. Он просит его не фотографировать. Объясняет это тем, что он – слишком известная личность для ИГИЛ.
Пока командир изучает документы, он включает мне аудиозапись телефонного разговора. В нем, по словам Али, боевик ИГИЛ сообщает, что когда Исламское государство вернется в Мосул, все солдаты иракской армии будут «прощены». Все, кроме Али.
– Я просто убил слишком много ИГИЛовцев, – поясняет военный.
Али считает, что освобождение Мосула – еще не окончательная победа: боевики будут возвращаться.
– В Ираке коррумпированные правоохранительные органы и суды, – говорит военный. – ИГИЛовцев отправляют в тюрьму – в основном в Багдад и Насирию. Там их выпускают за деньги. Местным боевикам это обходится в 25 долларов. Цена для эмиров – 6 тысяч. Они попадают в тюрьму, а потом просто «исчезают».
Военный называет цифры: за время операции за взятки из тюрем «испарились» примерно 200 боевиков.
– Так что их лучше сразу убивать, – делает вывод Али.
Город переселенцев
На следующий день мы добираемся до большого лагеря для переселенцев в Хазере. Он расположен между Мосулом и Эрбилем. Вместо домов здесь – просторные белые палатки. В каждой из таких может разместиться семья до десяти человек. Сейчас они стали временными жилищами для 200 тысяч человек.
Лагерь финансирует несколько международных гуманитарных организаций – иракский и катарский «Красный Крест», USAID, Unicef. Они закупают для беженцев воду, еду и гигиенические принадлежности. Переселенцев сюда направляют централизованно после того, как те проходят «проверку на терроризм» в фильтрационном центре в Мосуле.
Большинство из них живет здесь с осени 2016 года. Они не имеют возможности вернуться домой – их дома разрушены, а переехать в любой иракский город, чтобы начать новую жизнь, не позволяют средства.
– Мы потеряли все, – рассказывает переселенка Амир. – Я в жутком состоянии, если честно. Мы не получаем никаких пособий от государства и не можем нормально жить.
Во время военных действий в восточном Мосуле Амир потеряла младшего ребенка. Сейчас они с мужем воспитывают семерых детей.
Общественная жизнь лагеря проходит у бетонных блоков, на которых установлены баки с водой. Возле них мужчины под сигареты и чай обсуждают политику, а дети играют в прятки.
Пожилой араб Мохаммед, потерявший одну ногу во время боев за восточный Мосул, зазывает всех на чай.
За четыре порции напитка мужчина берет тысячу динар – что-то около семидесяти центов.
Свои порции мы разделяем с Амураби – 26-летним мусульманином-шиитом. В Мосуле, где большинство жителей сунниты, он и до прихода ИГИЛ считался «белой вороной». А когда город захватили боевики, его жизнь оказалась под угрозой.
– ИГИЛовцы сообщили, что убьют нашу семью, – рассказывает Амураби. – Нам пришлось стать суннитами. Я знаю, что они отрезали головы тем, кто отказался поступить так же.
Отец Амураби был офицером иракской армии при Саддаме Хусейне. Боевики его арестовали. Но убивать не стали: им нужны были военные, которые разбирались в оружии, хранящемся на военных складах.
Во время операции по освобождению Мосула, Амураби вместе с семьей находился в христианской деревне Барталла, которую тогда контролировал ИГИЛ. Иракская армия отбила деревню зимой.
– В Барталла зашли ISOF (иракские войска специальных операций – ред), – вспоминает Амураби, – Один из военных увидел меня, ударил и закричал: «Почему ты не бреешь бороду? Ты что, за ИГИЛ?» Что на это можно было ответить? У нас много дней не было ни еды, ни воды. О лезвиях для бритья я даже не думал.
Законы против культуры
Из лагеря переселенцев мы уезжаем на бронированной машине скорой помощи. Вместе с группой иракских журналистов нас везут на передовую – в музей Мосула. В нем были собраны экспонаты, рассказывающие об истории Ассирийской империи, одним из центров которой в конце I тысячелетия до нашей эры был Мосул.
В 2014 году боевики Исламского государства заявили, что музейные скульптуры нарушают законы шариата и пропагандируют идолопоклонство. Они уничтожили большинство из них, а следом – и руины древнего месопотамского города Нимруд к юго-востоку от Мосула.
– ИГИЛ сделал из музея базу. Тут хранилась взрывчатка, а в архивных помещениях они оборудовали издательский центр, – говорит Мехди Вейсхан, капитан федеральной полиции.
Накрапывает дождь. Через несколько минут после его начала раздаются первые взрывы. Военные объясняют: ИГИЛ обстреливает музей из минометов. Оказывается, иракская армия контролирует территорию только с одной стороны. Другая часть музея по-прежнему остается за боевиками. Почти на час мы оказываемся заблокированными в обстреливаемом помещении.
Из музея возвращаемся с потерями: машина изрешечена осколками мины, один солдат ранен.
Снаряды для дождя
– Если бы в Мосуле не шли проливные дожди, город, скорее всего, уже бы освободили, – объясняет Вера Миронова. – Дождь – это идеальная погода для ИГИЛ.
За пять месяцев Ираку при поддержке сил коалиции удалось освободить 90% города. Но самое сложное – поставить точку. Ключевую роль в приближении победы играет погода. Армейские дроны, которые нацеливают истребители, бессильны перед дождем и в такую погоду боевики начинают минометные обстрелы, не опасаясь авиации. ISIS weather – так теперь в Мосуле называют дождь.
Лучшая погода для ИГИЛ – это еще и подходящая погода для вынужденных переселенцев. Прекращение воздушных операций позволяет людям, живущим под обстрелами, покинуть разрушенные дома и попасть в лагерь. Для многих это последний шанс не погибнуть от голода.
На территориях, которые остаются подконтрольны «Исламскому государству», местным жителям запрещено покидать город.
– ИГИЛ объявили, что каждого, кто попробует сбежать, станут расстреливать снайперы, – рассказывают переселенцы. Некоторым удалось выйти через тоннели под домами, но это скорее исключение.
Под проливным дождем люди проходят пешком несколько километров к станции Азба Саджер, которая находится на трассе Мосул-Багдад. Это первый перевалочный пункт для тех, кто решил бежать от войны. Его здесь называют «грязным»: станция находится посреди пустыря, где нет ни асфальта, ни настилов. Дождь превращает землю в вязкую жижу.
Во время непогоды этот конвейер практически не останавливается: каждые сутки сюда добираются 2-3 тысяч человек.
Волонтеры раздают каждому порцию риса с мясной подливкой, лаваш и воду. Если нужно – медикаменты. Только после этого переселенцев проверяют по электронной базе. Этот процесс происходит в маленьком фургоне, стены которого завешаны логотипами крупнейших международных донорских организаций.
При нас сотрудники станции идентифицируют, по их словам, двоих членов ИГИЛ, которые пытались покинуть Мосул под видом беженцев. Говорить с ними журналистам запрещено. Зато военные проводят с задержанными обстоятельную и – об этом не принято говорить – жесткую беседу с применением силы. После проверки боевиков отправляют с конвоем в тюрьму.
Дождь заканчивается. Мы возвращаемся в западный Мосул. На трассу с улиц одного из разрушенных кварталов сворачивают редкие легковушки. Один из водителей, увидев нашу камеру, достает пистолет.
– Снимай, снимай! – хохочет он и размахивает оружием. Пара военных, патрулирующих трассу, не обращают на него внимания…
