Истории о том, как война превращает людей в убийц
Армяне и азербайджанцы в Баку
1989 год, 17 июня, Баку. День свадьбы моей старшей сестры.
Отец и братья встали рано утром, чтобы соорудить шатер на улице. Женщины готовили угощение. Утром было абсолютное безветрие – ни листочка не шелохнется. А в полдень сорвался такой ветер, что шатер упал.
Где же теперь будет свадьба? До прихода гостей остались считанные часы. За такими мрачными раздумьями нас застала соседка тетя Сенембер.
«У нас большой двор, защищенный от ветра, делайте свадьбу у нас», — сказала она. Так и сделали: перетащили столы во двор, накрыли, а там и гости приехали, музыка, танцы… свадьба получилась отличная!
Но для меня, 11-летнего ребенка, самым интересным было то, что в свадьбе участвовали обе хозяйки этого самого двора – старая и новая, армянка и азербайджанка.
Сенембер Мамишова и ее многочисленная семья жили в селе Сарал в Армении, когда разгорелся карабахский конфликт между Арменией и Азербайджаном. Под давлением местных властей они решили уехать и как раз собирали вещи, когда Спитакское землетрясение 1988 года разрушило их дома.
Изначально в селе было около 250 азербайджанских семей, к тому моменту оставалось около 70.
Они прожили на развалинах поселка еще 10 дней, а потом отправились в путь на предоставленных им автобусах.
Мубариз Алиев, брат Сенембер Мамишовой, рассказывает о спитакском землетрясении
По данным Государственного комитета по делам беженцев и вынужденных переселенцев, всего в 1988-1989 годах из Армении было депортировано больше 350 тысяч азербайджанцев.
Рассказывает старший брат тети Сенембер, Мубариз Алиев:
«В дороге с нами много несчастий случилось. Во-первых, вещи наши, всех 56 домов, увезли вовсе не в Газах, а в Спитак — украли. И вот бы на этом закончилось. За последней колонной поехал Спартак Петросян, начальник полиции Спитакского района.
До этого он часто приезжал в село и угрожал людям. Он остановил первый автобус на дороге и стал по нему стрелять. Прямо там, на месте, погибла дочь моего дяди, ее муж и еще один их родственник.
Моя дочь тоже была в этом автобусе, мы ее послали вперед, нам показалось, что так будет безопаснее. Слава богу, что она осталась жива.
Нам даже не отдали покойников — раскопали землю бульдозером на Вартанском кладбище и свалили туда всех троих безо всякого порядка и обрядов», — говорит Мубариз Алиев.
Как же вышло, что после переезда в Баку эта семья жила вместе с армянскими хозяевами?
Тетя Паранзи и дядя Аванес вместе с их младшей дочерью Ниной еще в 1989 году переехали в Ростов, к двум сыновьям. Другая дочь, Зоя, собиралась переехать в Карабах вместе с семьей своего покойного мужа, поэтому и застряла в Баку.
Их дом и купили Сенембер Мамишова и ее младший брат Нариман.
«Мы сказали, пусть остается, нам от нее какой вред? Нас было 13 человек, одним ртом больше, одним меньше — какая разница? С ней еще ребенок был примерно двух лет, а сама она была инвалидом, у нее что-то было с ногой. Полгода с нами прожила», — говорит тетя Сенембер.
«Это была тихая женщина, весь день только и возилась с ребенком. Если скажу, что мы вообще ее не чурались, совру. Иногда мне думалось, мол, вдруг еще яду подсыплет в еду. Но потом я думала, «да как такое может быть», и смеялась сама над собой. Мы садились за один стол три раза в день. За все это время ни разу не поспорили.
И Нариман с ней был очень внимателен, ему жалко было ее, что она инвалид, да еще вдовой осталась с маленьким ребенком.
Женщина была младше меня, одного возраста с женой Наримана. У них обеих были маленькие дети, так что они легко нашли общий язык».
После полугода под одной крышей, Зою мирно проводили.
Наступил 1990 год. В Азербайджане, особенно в Баку, еще жили армяне. Конфликт разгорался с каждым днем все сильнее, в обоих обществах усиливалась националистическая риторика и все возрастала нетерпимость к другой стороне. С 13 января в Баку начались нападения на армян.
В Азербайджане не было обнародовано официальных данных о жертвах беспорядков и количестве арестованных. Но Томас де Ваал в книге «Черный сад» пишет, что, начиная с 13 января, в Баку было убито около 90 армян. «Трудно определить точное количество жертв, потому что после этого в Баку воцарился еще больший хаос…», — пишет он.
17 января 1990 года в дверь дома, где несколько месяцев назад приютили соседскую свадьбу армянская и азербайджанская хозяйка, постучали солдаты ОМОН-а. Дверь открыла тетя Сенембер. Человек в маске оттолкнул ее в сторону, и омоновцы ворвались в дом.
В доме было трое мужчин: муж тети Сенембер, дядя Эльман, и ее братья — Нариман и Ширван. Минут через 10 всех троих выволокли на улицу, в крови, с руками за головой.
Дальше в доме был многочасовой обыск, причитания женщин и детский плач. Никто не понимал, что происходит.
Через несколько дней дядю Эльмана и Ширвана отпустили домой. А Нариман вместе с десятками других обвинялся в нападении на армян.
«Мы были в шоке, когда услышали обвинение. Нариман и мухи бы не обидел, всегда был такой тихий и культурный. Мы же столько месяцев жили под одной крышей с армянкой, он ей и слова поперек не сказал. Сам провожал, мол, не случилось бы с ней чего.
Конечно, убийство нашей беременной кузины и других родственников очень плохо подействовало на Наримана, как и на всех нас. Но все равно мы не верили, что все это превратилось в такую обиду у него внутри.
В голову не укладывалось, чтобы Нариман мог пойти с погромщиками и убить кого-то. Война в одно мгновение превращает человека и в жертву, и в убийцу», — говорит тетя Сенембер.
Нариман Алиев и другие признали свою вину.
Суд приговорил Наримана Алиева к 12 годам заключения. Потом конфликт перешел в военную фазу и поэтому Нариман, отсидевший к тому времени полтора года, вышел на свободу.
После выхода из тюрьмы он не вернулся домой, а переехал к своему брату Мубаризу, пожил там пару месяцев, а потом вместе с семьей переехал в Россию.
После побоев во время допроса он стал инвалидом второй группы.
«Раз в год или в два он с семьей приезжает в Баку, но в свой прежний дом — ни ногой. Говорит, не хочет опять все это переживать. На расспросы о тех событиях тоже отвечать не хочет. К нам приезжает, а Сенембер приходит повидать его у нас», — говорит Мубариз.
Военный психолог Азад Исазаде комментирует метаморфозы, которые могут происходить с людьми во время конфликтов:
«Есть индивидуальная психология, а есть психология толпы. Под воздействием толпы психика человека может сильно измениться. Например, он может решиться на что-то, на что не способен как отдельная личность. Потом он жалеет, и даже сам не понимает, почему это сделал.
Нежелание Наримана говорить об этих событиях может свидетельствовать о том, что он раскаивается и сам не знает причину своих действий. Конечно, ничего нельзя сказать наверняка, не поговорив с ним и не узнав деталей, это только предположение».
46-летний Ахмед Рахманов, ветеран карабахской войны второй группы, считает, что под влияние групповой психологии попадают только люди с узким кругозором.
“Во время массовых митингов конца 80-х годов я был очень молод. Когда на митингах кричали “кто не встанет, тот армянин, кто не сядет, тот армянин”, я тоже садился и вставал. Вроде бы, и глупо это было, но, с другой стороны, я чувствовал себя частью народа.
Человеку в толпе кажется, что он неуязвим».
Ахмед по состоянию здоровья был непригоден к воинской службе, но все же в 20 лет пошел на фронт добровольцем.
«Не могу сказать, что я вижу армян в качестве своих врагов – какой-то народ не может быть моим врагом. Все же, видя, как мои соотечественники гибнут, я не мог оставаться в стороне.
Кроме того, я вырос с романтическими представлениями о войне. Но когда увидел, как во время боя моих друзей разрывает на куски, романтика исчезла».
Ахмед говорит, что война научила его быть хладнокровным, во время конфликта первым делом пускать в ход голову, а не руки, извиняться, даже когда прав, и, самое главное, ценить человеческую жизнь превыше всего остального.
«Я теперь не могу смотреть в новостях кровавые кадры с войны, например, в Сирии. Раньше в таких сценах я представлял себя на месте того, кто стреляет. Теперь – на месте убитого».
