Как простить отца

43 процента женщин в Азербайджане пережили домашнее насилие, утверждает правозащитная организация The Advocates for Human Rights

Первое осознанное воспоминание о себе у Фидан такое:

«Мама стоит у окна, держа на руках моего брата. А напротив нее – разъяренный отец с ножом в руках.

Сколько лет мне тогда было? Года три? Не знаю. Помню только красивую женщину, страх в ее глазах, спину отца. Голая лампочка свисала с потолка и тускло освещала узкую спальню, похожую на вагон советских поездов.

Это было моим миром — единственным миром, известным мне на тот момент. Вечные побои и мамины глаза.

Правда, еще я помню гренки. Старая чугунная сковорода, ломтики хлеба, миска с яйцами, советское масло (такое желтое, завернутое в тонкую бумагу), и запах жарящихся гренок.

Еще я помню снег. Папа шел на работу и не мог открыть дверь, потому что ее занесло сугробом выше моего роста. Самый первый «большой» снег в моей жизни.

Когда отец начинал бить маму, я падала на пол и обнимала его за ноги, чтобы он ее отпустил.

Кажется, это действовало. Отец успокаивался.

Он часто бил маму. И брата. Меня не трогал. Я научилась быть «идеальной» для него. Не баловаться, не играть, молчать. На примере мамы и брата я поняла, что именно раздражает его и выводит из себя. Еще я научилась «считывать» его эмоции и настроение по выражению лица. Я чувствовала, когда «грянет буря», и пыталась взглядом дать понять брату, что сейчас ему влетит. Но он не понимал моих намеков, и ему влетало. Так я научилась чувствовать вину.

По папиному желанию я занималась музыкой и шахматами. Я так хотела быть хорошей для него, что очень старалась.

В шахматах есть такой метод тренировки: ты сидишь спиной к доске и тебе описывают расстановку фигур. Что-то вроде игры вслепую. Я сидела так на полу в гостиной. Рядом – папа со сборником шахматных задач.

Помню запах этой старой книги. Я всегда находила правильный ответ. Не потому, что любила шахматы. Просто боялась разочаровать его.

В первый раз он поднял на меня руку, когда мне было лет шесть.

Брат позвал к нам соседского мальчика поиграть. Родителей дома не было. Когда отец вернулся, он очень мило выпроводил соседа (он всегда был невероятно мил на людях). И я поняла, что сейчас начнется. Ведь, когда он уходил, то велел никого не впускать.

Он сказал мне коротко: «Положи нож на газ».

До сих пор так наказывали только брата. Со мной это должно было случиться впервые.

Я пошла на кухню. Вытащила из шкафа нож. Я знала, какой именно надо. Там был специальный нож для этой «церемонии» – длинный и тонкий.

Я включила газ. Положила нож на конфорку. Смотрела на огонь и думала, что не хочу, чтобы сейчас пришла мама и спасла нас. Потому что он и ее изобьет. Мама, пожалуйста, пока не приходи.

Была зима. На мне были теплые колготки. Я села на диван в гостиной. Он сказал: «Сними колготки». Я сняла (помню, они всегда быстро рвались из-за моей полноты).

Положила руки ни колени, зажмурилась. Мама, пожалуйста, пока не приходи.

Он принес с кухни раскаленный нож. И стал прижигать мне руки. Потом ноги.

Я молчала. Открыла глаза и смотрела, как брат пытается залезть на шкаф. «Вот дурак, –подумала я, – прямо человек-паук».

Не помню, было ли мне больно. Помню, как он сидел передо мной на коленях с ножом в руках и смотрел мне в глаза. Я тоже смотрела на него, и глаза мои улыбались. Мне было очень важно не заплакать, не проиграть ему.

Но слезы все же потекли. То ли от боли, то ли от обиды.

Второй раз был в 16 лет. Мы с подругой пошли на концерт, а потом решили поесть мороженое.

Когда я вернулась домой, оказалось, что меня уже обыскались.

Я стояла посреди гостиной. Прямо под люстрой. Там у нас висела красивая старинная люстра с шестью «свечами». Но я до сих пор не понимаю, почему в этом доме всегда было недостаточно света.

Я уже как-то умудрилась переодеться в домашнее, сняв платье, взятое на прокат у соседки Оли. Он стоял напротив.

Спросил, где я была. Я ответила. Он дал мне пощечину. Я думала, что, сказав правду, избегу наказания. Но когда он меня ударил, я взорвалась, стала орать и бить его кулаками:

«Я тебе правду сказала! Какое ты имеешь право?! Мы просто ели мороженое!»

Со мной случилась истерика. Не потому, что пощечина была больной, а потому что она была несправедливой.

Третий раз случился, когда мне было уже почти 26. Мы с мамой сидим в гостиной и смотрим кино. Уже лет восемь он не поднимает на нее руку — после того, как в мечети, положив руку на Коран, поклялся не делать этого. Клятву он принес, чтобы вернуть ее, когда она сбежала из дома со сломанным носом и трещиной в черепе.

На сей раз он начал ругать мою младшую сестру, а мама за нее заступилась. Вдруг он размахнулся и кулаком ударил маму по голове. В ту самую часть, где у нее была трещина.

Не помню, как я спрыгнула с дивана и набросилась на него. Ругала его матом, кусала, колотила.

Он схватил меня за волосы и стал бить ногами в живот. Брат пытался нас разнять. Вдруг отец схватил со стола тяжелую хрустальную пепельницу и замахнулся на меня. Я заорала: «Бросай, сука, бросай! Я засажу тебя!» Он опустил пепельницу. Иногда я скучаю по той своей смелости.

Еще я скучаю по книгам. Научившись следить за каждым словом, я почти перестала разговаривать и все время читала. Помню, как я, маленькая, валяюсь на диване, читаю книгу Астрид Линдгрен «Карлсон, Пеппи и другие» и спрашиваю значение непонятных слов у мамы, которая на кухне готовит самые вкусные на свете пирожки с картошкой. По этим пирожкам я тоже скучаю.

В 19 лет, еще участь в университете, я устроилась на работу и постепенно стала зарабатывать очень хорошие деньги. За десять лет смогла накопить на квартиру и съехала от родителей.

Сейчас мне 39. Я дважды «сбежала из-под венца» — отказала женихам в последний момент.

Периодически вожу маму в места, где она всегда хотела побывать. Мы с ней уже посмотрели музеи Ватикана, Стену плача, Цепной мост. В списке остался Эрмитаж, египетские пирамиды и много чего еще. 

Мама с папой живут там же, в нашей прежней квартире, где в гостиной висит старинная люстра. Папа постарел. Я захожу к ним пару раз в неделю.

Годами мне снился сон, в котором отец душит маму, а я стою рядом и не могу ни звука издать, ни пальцем шевельнуть. Однажды я нашла в интернете книгу с советами, как простить родителей. Кажется, один из них мне помог.

Я много знала о детстве папы, поэтому мне было нетрудно представить его маленьким. Я представила, будто мы с ним находимся в одной комнате и я вижу, как его унижает и бьет его отец. Мысленно я подошла к этому маленькому плачущему мальчику и обняла. Не за ноги».