Что рассказывает о себе самая известная молодая женщина-адвокат Абхазии
Инга Габилая – одна из самых известных адвокатов в Абхазии. Она — многодетная мать с 11-летним опытом в адвокатуре. Габилая участвует практически во всех громких процессах, постоянно общается с прессой и со стороны кажется, будто она успевает абсолютно все. Только сейчас из широко известных дел Инга задействована сразу в двух – она защищает Ахрика Авидзбу [бывший помощник президента, обвиняемый в хранении оружия] и представляет интересы потерпевшей семьи Шамба в деле о тройном убийстве на набережной Сухума в ноябре 2019-го.
Как ей это все удается, как она оказалась в этой профессии, какое место отведено семье и многое другое мы спросили у самой Инги Габилая.
— Как и во сколько начинается твой день?
— Будильник у меня стоит на 6:30 утра, но просыпаюсь я ровно за час. Я быстренько глажу вещички, собираю старшего в школу, маленьких двух в садик. Младших в сад везу я, старшего возит супруг. Где-то в 8 утра я выхожу из дома и до 1-2 часов ночи меня нет. Я с утра встаю и думаю: у меня нету сил, что мне делать, как выдержать этот день? А потом просто встаю и иду.
- Добро пожаловать в Абхазию, или «поедем тебя убивать» — история российских туристов
- Мнение: как защитить детей в Абхазии
- Оружие как культура. Жителям Абхазии разрешили защищаться
— Процессы каждый день?
— Каждый день у меня минимум по два судебных процесса. Если есть еще какие-то санкции, меры пресечения, это все всегда неожиданно для защитников. Мы узнаем за два-три часа. И получается, что в основной график надо как-то включить и это.
— Сколько дел ты одновременно ведешь?
— Закон не ограничивает количество подзащитных. То есть все зависит от того, сколько ты можешь потянуть физически. Сейчас у меня в производстве чуть более двадцати дел одновременно.
— Ты поступала на юридический факультет, потому что сама горела будущей профессией или семья определила?
— Я этой профессией никогда не горела, не хотела. Я мечтала о дизайнерском факультете, прямо с ума из-за него сходила. Но мама воспитывала нас с сестрой одна. Вкладывала в нас все возможные средства. Торговала на рынке, непросто было. Она сказала, что «на этот факультет я не потрачу ни рубля, выбирай что-нибудь серьезное и хорошее». Я сначала думала пойти на таможенный из серьезного, а потом меня уговорили выбрать более широкое поле, и я поступила на юрфак.
— А с адвокатурой когда определилась?
— Мне всегда нравилось больше отстаивать чьи-либо интересы, чем обвинять в чем-либо. Конкретно я определилась на пятом курсе. Вообще, все, что произошло в моей жизни, – дело случая.
Я училась в России, в Мордовском государственном университете, на практику приезжала домой. Проходила ее то в городском суде, то в Верховном. И вот помню как-то был праздничный стол, приуроченный к 8 марта, и там был мой нынешний начальник (председатель Палаты адвокатов Абхазии – прим. авт.) Константин Лаврентьевич Чагава. А меня судьи тогда хвалили.
И вот Лаврентьевич спросил: «А куда ты хочешь, деточка?». Я сказала, что не знаю, окончу университет, вернусь, куда-нибудь устроюсь, но мечта у меня быть адвокатом. Он сказал: «А зачем куда-то идти? Приходи к нам, постажируешься и начнешь работать». В последующем так и вышло.
Хотя сначала, когда я вернулась после защиты диплома, то пошла в минюст, с мамой причем. Сказала: «Здравствуйте, я ищу работу». Они сказали: «Ну напишите заявление, если пригодитесь, мы вас позовем». Мама настаивала, но я сразу поняла, что не пригожусь. В итоге я пришла к Лаврентьевичу, и он меня вспомнил. Хотя я не верила в такую легкую перспективу трудоустройства. В итоге, не считая года стажировки, я уже 11 лет работаю адвокатом.
— Трудно было начинать?
— Самым сложным было недоверие. Мы же когда молодые, то все работаем адвокатами по требованию. И вот вызывает тебя семья, выслушивает, крайне критически относится ко всему сказанному, потому что ты молод. И потом идут в большинстве к старшему поколению. И это было так обидно. Ты сам себя воспринимаешь ребенком, остальные тебя воспринимают ребенком. В общем, первые три года было очень сложно.
— Возраст – это одна история. А то что ты – девушка, никогда не мешало?
— В начале да. Но в настоящее время все вопросы решены и закрыты. Сейчас если приходят ко мне, то приходят именно ко мне. Если не доверяют, то ко мне просто не приходят.
Понимаешь, я не веду себя, как «девчонка». У меня и характер боевой, я никогда не дам себя в обиду, несмотря ни на возраст, ни на пол.
— Не углубляясь в конкретные дела, бывало в работе страшно именно физически?
— Было дело. И, кстати, в последующем, с противоположной стороной у меня сложились очень хорошие отношения. Я не то чтобы боялась, но мне было очень неприятно находиться на процессе. Несмотря на то, что я себя очень уверенно вела на суде. Не углубляясь, скажу, что это было дело о нападении на милиционера, и я защищала потерпевшего. Подсудимые сидели, потирали руки и смотрели на меня. Когда я после заседания садилась в машину, у меня еще пять минут дрожали ноги, я не могла тронуться с места. Потом я себе говорила: «Инга, успокойся» и выезжала. Хотя на сегодняшний день я уже не могу понять, почему я так боялась.
— Почему Инга Габилая может отказаться от дела?
— Если оно мне неинтересно. Нет других причин.
— Дело, про которое нельзя не спросить, – оспаривание итогов президентских выборов 2019 года. Что это было конкретно в твоей карьере? Изменилось ли к тебе отношение после этого?
— Да, президентский процесс дал мне узнаваемость на территории Абхазии, но если говорить в масштабе не только нашей страны, то дело Ахры Авидзбы сделало гораздо больше. Недавно меня узнали в России – «Вы же адвокат Ахрика».
Что касается «президентского дела», то меня позвали и я с удовольствием согласилась. И, кстати, я знаю, что до меня несколько адвокатов отказались от этого дела. Они не хотели ввязываться. Почему? Потому что действующая власть. И даже мои близкие, члены семьи, друзья, говорили мне: «Инга, ты положишь крест на своей карьере на пять лет!». Я ничего не побоялась. Мои люди ко мне придут всегда.
И да, я была сторонником нынешней власти, а тогда оппозиции. И в это дело я вступила не из-за материальных ценностей. Хотя до меня доходили разговоры, что мне подарили мерседес, оплатили то миллион, то десять миллионов. Но разочарую: ничего этого не было – были 30 тысяч рублей [около $460] в суде первой инстанции и 30 тысяч рублей — в суде второй инстанции. Это было второе административное дело в моей работе.
— Хороший адвокат много зарабатывает в Абхазии?
— Сейчас я работаю сама на себя, в последние годы перестала быть адвокатом по требованию. Считаю, что у нас есть молодежь должна там набираться опыта.
Это не потому, что я не хочу работать бесплатно, у меня есть дела, где я принципиально не беру денег. Например, в деле Ахры Авидзбы я работаю бесплатно. Наша дружба с Ахрой завязалась именно в результате политических событий 2020 года.
А в целом абхазский адвокат не богатый человек, если нет ничего дополнительного. Вот у меня в семье нет ничего дополнительного. Вот мой супруг не работал несколько лет при прошлой власти. Когда власть поменялась, его пригласили работать в МВД. Но спустя полгода ему порекомендовали уйти с работы, написать рапорт об увольнении. И это было из-за меня, из-за моей деятельности.
— И ты не пыталась это оспорить в юридической плоскости?
— Нет, абсолютно. Я считаю, что адвокат – это работа, где ты работаешь сам на себя и беспокоишься о своем имени. Но если тебя не хотят в структуре, я считаю, что борьба ни к чему хорошему не приведет.
— У тебя муж и трое детей. Быта не избежать. Кто тебе помогает?
— Все, что связано с «отвезти-привезти» детей, — на супруге. А в остальном мне полностью помогает моя мама. Готовит еду, убирает, стирает. Мой муж знает, что моя работа для меня все. И дети тоже. Вот старший, например, вместо «Мама, где ты?», говорит: «Мама, я тебя видел сегодня по телевизору».
Я недавно слушала лекцию одну о воспитании детей, и мне понравилось мнение о том, что детям не столь важно проведенное вместе время, как пример успешного родителя. Наверно, мне это понравилось, потому что мне это подходит.
— Как выглядит твой обычный выходной?
— Что бы ни было, это всегда звонки. Причем, звонят до 10-11 вечера. Потом, видимо, люди, мои любимые, понимают, что мне лучше не звонить. Но в зависимости от ситуации я консультирую по телефону и круглосуточно. Работа адвоката может быть только такой. Я знаю, что если сегодня не буду работать, завтра будет нечего есть.
— Что хуже – посадить невиновного или отпустить виноватого?
— Конечно посадить невиновного. У меня одно дело, в котором суд решил посадить человека за убийство, но я абсолютно уверена, что он не виноват. И нет, наверно, ни дня, чтобы я не вспомнила об этом деле, об этом заключенном. Для меня этот заключенный – настоящий потерпевший. И меня это гложет. Я мечтаю ему помочь.
— Где бы ты хотела себя видеть в будущем? Например, через 10 лет?
— В ближайшем будущем только в статусе адвоката. А лет через десять… ну куда все стремятся? В судьи. Но не раньше, чем лет через десять. Я – человек с принципиальной позицией. В работе адвоката я могу высказаться – либо взять, либо не взять дело.
В судебной системе судьям сегодня тяжело высказывать свою позицию. Хотя есть дела в последнее время, где судьи проявляют силу воли и несмотря на множество факторов, принимают справедливые решения. Такие дела дают бешеную подзарядку. Я понимаю, что есть к чему стремиться и не все так плохо.
А в целом нужна судебная реформа. И я считаю, что судьями должны быть люди с большим опытом. У меня было предложение пойти в судьи уже, но я всегда говорила: «Нет». Рано. Я пока не готова брать ответственность за судьбу человека.
Термины, топонимы, мнения и идеи публикации не обязательно совпадают с мнениями и идеями JAMnews или его отдельных сотрудников. JAMnews оставляет за собой право удалять те комментарии к публикациям, которые будут расценены как оскорбительные, угрожающие, призывающие к насилию или этически неприемлемые по другим причинам