«Танк выстрелил в машину, папа сгорел». Жительница Мариуполя о родном городе

Жительница Мариуполя об оккупации

Российские власти заявили об установлении полного контроля над Мариуполем. Бои за прибрежный город продолжались практически три месяца, погибли несколько десятков тысяч людей, практически все здания в Мариуполе разрушены. 40-летняя Светлана Кириллова провела в подвале с мужем и двумя детьми три недели, семья выживала, собирая дождевую воду. Ее пожилые родители погибли с разницей в две недели. «Спектр» записал историю Кирилловой.

«Бомбили аэропорт, и дом начал ходить ходуном»

Я живу в Мариуполе с самого рождения. До войны мы с мужем и двумя сыновьями (им 9 и 15 лет) проживали на девятом этаже многоквартирного дома в районе Черемушки, рядом с портом. Наш район находился вблизи бывшего аэропорта Мариуполя, он хоть и не действующий, но бомбить город начали именно с него.

Утром 24 февраля начался обстрел, и наш дом начал ходить ходуном. Муж работал в ночную смену, первым проснулся старший сын и прочитал в интернете, что началась война. У нас была паника, начали выбегать из дома, я успела взять только наши паспорта и свидетельства о рождении детей. Ни диплома, ни документов на квартиру, никаких карточек. Было очень страшно там оставаться. Я была в своем доме председателем ОСМД (Объединение совладельцев многоквартирного дома — прим. «Спектра»), поэтому мы с помощниками быстренько пошли закупать воду и готовить подвал для укрытия людей. Конечно, мы часто слышали в новостях про возможное нападение, но не хотели в это верить и не представляли масштабов. Да никто не представлял!

Первый день мы прятались в подвале нашего дома, хотя это не бомбоубежище. Раньше его часто заливало. Мой младший сын — астматик, через полдня в подвале он начал кашлять и задыхаться, из-за этого мы приняли решение пойти к друзьям, которые жили недалеко в частном доме. При этом их подвал был не под самим жилищем, и в случае попадания снаряда у нас были бы шансы выбраться. Там мы и просидели три недели до эвакуации.

Вскоре у нас сгорела квартира. Четвертого марта в наш зал прилетел первый снаряд, на следующий день еще один скинули на технический этаж над нами и пробили потолок. Мы после этого прибегали домой за теплыми вещами, потому что было очень холодно, до -15 градусов. Ужаснулись, увидев, что в зале нет потолка, но дом тогда еще не выгорел полностью и мы успели взять вещи. Уже первого апреля снаряд попал в квартиру на третьем этаже в нашем подъезде и убил мужчину. Дом сразу начал гореть и сгорел до самой крыши. Обстрелы не прекращались до последнего, пока они не захватили порт (кремлевские медиа начали сообщать о полном захвате порта Мариуполя с 11 апреля — прим. «Спектра»). Сейчас весь наш микрорайон уничтожен.

Уже к концу февраля мы все остались без света, воды и газа. Готовили на костре, выбегая в промежутках между обстрелами, пытались хотя бы детям нагреть теплой воды для питья. Было страшно — выбегаешь, а над тобой постоянно свистят эти снаряды и стреляют. Когда работают «Грады», то слышно и пуск, и прилет, ты за это время успеваешь спуститься в подвал, а когда мины падают, то в секунду свист и сильный взрыв. В один из дней, когда готовили еду, осколки начали бить по навесу, под которым мы стояли, мы еле успели убежать. Сидели в кромешной темноте, я даже не понимала — у меня глаза открыты или закрыты. Мы просто с мужем лежали и закрывали собой детей.

Ели все это время в лучшем случае два раза в день. Утром или днем варили на костре кашу, а на ужин по одному яйцу на человека. Муж все время голодал, потому что отдавал еду детям.

«Для чая топили снег и собирали дождевую воду»

Утром 16 марта я вышла за калитку, вокруг как будто была картинка из фильмов про Чернобыль или апокалипсис — ни единой души, все горит, дым столбом. Неожиданно увидела, что перед домом проезжает машина с белыми лентами и надписью «Дети», через пару минут еще одна и так далее. Я остановила одну из них и спросила, что происходит. Сказали, что люди пытаются колонной выехать из города. Я мужу сказала: «Все, выезжаем, здесь мы все равно погибнем, а там рисково, но есть какой-то шанс спастись». Мы набились вдевятером в «шестерку» Жигулей свекра, забрали с собой еще и друзей. Русские блокпосты стояли через каждые 300 метров, военные заходили в автобусы, проверяли телефоны, соцсети, фотографии. Машин было очень много, мы до Бердянска ехали почти семь часов (расстояние между городами — меньше 90 километров — прим. «Спектра»).

Когда добрались до Токмака (город в Запорожской области, с конца февраля контролируется РФ — прим. «Спектра»), незнакомые из местных предложили переночевать у них. Там мы впервые с начала войны помылись. У нас не то, что не было воды помыться, пить нечего было! Сначала топили снег и использовали его. Когда шел дождь, то мы ставили на улицу разную посуду, и на улице еще стояла старая ванна. Так собирали воду, кипятили и пили. Дети, конечно, плевались, пили только кофе иногда, потому что он хотя бы перебивал неприятный вкус дождевой воды.

Когда приехали в украинскую часть Запорожья, то стало спокойнее, потому что увидели своих. Не знаю, за кого ваши читатели, я за Украину, это на нас напали, а не мы пришли с войной. Молились богу, чтобы попасть туда, а не в Россию. Мы поехали во Львов, оттуда в Польшу, потом в Италию. Здесь у меня живет сестра. Нам сделали документы на временное укрытие. Мы пока денег не получали, первые выплаты обещали с 10 июня.

Здесь мы получаем бесплатное медицинское обслуживание. Это очень важно, потому что у меня серьезное заболевание, мне здесь провели несколько дорогостоящих обследований. У младшего сына-астматика еще в Мариуполе начались панические атаки, которые до сих пор не прекращаются. От стресса у него выпали волосы от лба и до середины головы.

«Они пришли с войной и убили моих родителей»

Главная трагедия для меня — гибель родителей, которые также жили в Мариуполе, в 21-м микрорайоне. У них тоже не было воды, а моя мама была лежачей, в памперсах и ей нужен был уход. Минутах в десяти от их квартиры был старый дом моих бабушки и дедушки со стороны матери, который мы использовали как дачу. Там же стояла папина машина. Сам дом находится почти над речкой и недалеко от него есть родничок. Оказавшись в безвыходной ситуации, папа собрал баклажки от соседей, которые тоже сидели без воды, и поехал к роднику. Когда он возвращался, то попал под обстрел недалеко от квартиры. Перед ним на машине ехали наши соседи, которые услышали шум и успели завернуть в угол, а у папы были проблемы со слухом и он, скорее всего, просто не услышал звук и поехал дальше. Как рассказывали соседи, он раненым доехал до дома, вышел из машины и упал. Как назло, в тот день были обстрелы, из-за чего соседи не могли подойти ближе и забрать его. Когда затащили в подъезд, врач с соседнего дома сказал, что у него пробиты легкие, живот и надо везти в больницу, иначе он умрет.

Парень с соседнего подъезда согласился сесть за руль, доктор сел рядом, а папу положили на заднее сиденье. Дом шестиподъездный, они объехали за зданием до первого подъезда и по нам в лобовую выстрелили с танка. Доктора и этого парня разорвало и выбросило из машины, а папа полностью сгорел на заднем сиденье. Это было 12 марта, а спустя меньше двух недель от холода и обезвоживания умерла мама. Соседи их захоронили, хоть и в разных местах. В их смерти виновата только Россия, это они пришли с войной и убили моих родителей.

Сейчас у меня много знакомых и друзей, которые не выехали из города по разным причинам. Недавно одной знакомой удалось через Россию выехать в Эстонию. В городе люди кое-как выживают, сейчас 10 яиц там продают за 100 гривен, хотя обычно они стоили 10−15 гривен [за десяток].

Многие так и живут в подвалах, в нашем доме соседи с шестого этажа живут в своей обгоревшей квартире, у людей просто нет выбора. В последнее время там были дожди, на Черемушках у нас есть большая балка, где неглубоко прикапывали умерших. И вот из-за дождей слой земли смывает и выносит тела, говорят, что запах просто ужасный, не представляю себе.

Наш микрорайон больше всего пострадал от боевых действий. У нас не осталось ни одной многоэтажки, абсолютно все сожгли.