Сталин был не вчера
В октябре появилась грузинская версия сайта «Открытый список» – базы данных жертв политического террора в СССР, в которую любой пользователь может внести имена своих близких. Сергей Бондаренко, один из основателей этого проекта, рассказал JAMnews o том, почему он так актуален именно сейчас.
— Главное отличие «Открытого списка» от других похожих проектов – это непосредственное участие пользователей, которые могут зарегистрироваться, заполнить анкету и создать статью по принципу Википедии. Но сразу возникает вопрос — существует ли какая-то система проверки тех данных, которые вам присылают?
— Принципиальное различие между нами и, например, «Мемориалом» заключается именно в подходе к проверке данных. У «Мемориала» есть список источников, которым он доверяет, например, архивные данные, на которые всегда можно сослаться. А то, что делаем мы – действительно больше похоже на технологию Википедии. Мы публикуем практически все данные, которые к нам приходят, при этом ранжируя их в зависимости от надежности источников. То есть, если информация, которая к нам поступила, не проверена и никак не может быть проверена, то у статьи появляется значок, что эти данные могут быть недостоверны. При этом каждый раз, когда пользователь добавляет какую-то значимую информацию, то я как редактор пишу ему письмо с просьбой прислать что-либо в подтверждение этой информации — документы, фотографии, что угодно — и почти всегда люди откликаются и что-то присылают. В итоге проверка происходит, просто она немного по-другому работает.
— Вы запустили проект на основе базы данных «Мемориала», и те два с половиной миллиона записей, которые есть сейчас в «Открытом списке» – это во многом то, что было собрано ранее. Сколько из этих двух с половиной миллионов – записи самих пользователей? Иными словами, есть ли на ваш проект запрос в обществе?
— Точный ответ дать сложно, потому что мы можем посчитать только количество зарегистрировавшихся пользователей. Их примерно четыреста тысяч. Но некоторые из них приходят на наш сайт не для того, чтобы создать свою статью, а просто чтобы иметь доступ к списку. И эти пользователи, на мой взгляд, не менее ценны, чем те, которые добавляют в список новые имена. За месяц нам присылают несколько десятков статей. Может показаться, что это немного, но на самом деле это приличные цифры. Ведь со времен «большого террора» прошло восемьдесят лет, и каждая конкретная запись – это показатель того, что люди до сих пор помнят, и это, по-моему, очень важно. Раз нам присылают эти статьи, значит, запрос в обществе есть. Мы лишь хотим дать «Открытому списку» стартовый толчок, а потом, как мы надеемся, он будет функционировать практически без нашего вмешательства.
— Почему вы решили заняться этим проектом?
— Я работал и работаю в обществе «Мемориал», а по образованию я – историк советского периода. Хотя террор – совершенно не моя специализация, я за несколько лет работы в «Мемориале» очень хорошо понял, что это тема, с которой в нашем недавнем прошлом так или иначе связано все. Мне наш проект видится как часть гражданского просвещения. Дело в том, что политические репрессии в СССР – это не просто прошлое, а вполне ощутимое настоящее.
— Сейчас, помимо русского, «Открытый список» доступен на грузинском и украинском языках, причем в каждой стране своя база данных. Чем мотивирован выбор стран?
— До этих стран было просто легче всего дотянуться. Возможность составления такой базы данных, конечно, сильно зависит от того, как государство относится к репрессиям и как оно трактует свою историю. То, что у нас получилось запустить «Открытый список» с грузинской и украинской базами данных – это, естественно, не случайность. Что Украина, что Грузия, по крайней мере, в определенный момент своей постсоветской жизни, оказались более либеральными странами, чем остальные. Они попросту дальше ушли от своего советского прошлого. У этих стран был и сохраняется серьезный государственный интерес к теме репрессий. И поэтому, особенно в Украине, эту тему активно обсуждают и работают в этом направлении: создают списки, поднимают архивы, функционирует государственный институт, который этим занимается. В этих странах больше открытых материалов, с которыми можно работать. В Грузии база гораздо меньше, но в сравнении со многими странами бывшего СССР ситуация практически идеальная. (Adipex) Нам показалось, что в Украине и в Грузии имеет смысл создавать «Открытый список». Раз тема репрессий там на слуху, то наверняка найдутся люди, которым есть, чем поделиться.
— Вы собираетесь создавать «Открытый список» в остальных постсоветских странах?
— Вообще-то, мы очень хотим увеличивать количество стран, в которых есть «Открытый список», ведь технически это не так сложно. У нас есть разработанный сайт, который можно запустить где угодно, если договориться с какими-то местными людьми и организациями об управлении этим сайтом. То есть нам хочется, чтобы «Открытый список» превратился в некую франшизу, которую можно использовать в разных странах и на разных языках. С технической точки зрения это элементарная задача. Проблема в целесообразности. Пока что в других странах ситуация сложнее. Если все материалы в закрытом доступе, то странно создавать «Открытый список», он просто будет пустым.
— А в России государство занимается этой проблематикой? Помогает, например, открыть архивы?
— Помогать оно могло бы двумя путями: целиком взять это в свои руки, открыть архивы и подготовить национальную базу данных, как оно делает это со списками жертв Великой Отечественной войны — или хотя бы не мешать каким-то частным организациям и активистам заниматься этим. К сожалению, российское государство не помогает в этом деле никак. За последние 10-15 лет очень усложнился доступ к архивам. Появляются законы, по которым закрывают дела, продлевают срок их секретности. Есть закон о личных данных, согласно которому, если кто-то хочет ознакомиться с чьим-то личным делом, то обязательно нужно согласие родственника этого человека, даже если дело восьмидесятилетней давности.
— Почему, на ваш взгляд, так происходит?
— Главным образом потому, что это очень тесно связанная с политикой тема. Наше государство так или иначе стоит на фундаменте, который был заложен в советское время. И он вовсе не отрицается, а, наоборот, многие вещи, которые происходили в Советском Союзе, считаются положительными. И государство не собирается дискредитировать свое наследие, ведь оно на этом наследии строит нашу сегодняшнюю жизнь.
— Непризнание ошибок?
— «Ошибки» — слабоватое слово. Ведь репрессии – это часть советского общества, оно не существовало без них. Невозможно говорить об этом обществе, не говоря о том, как была устроена репрессивная система. Значит этот вопрос, даже если не давать ему никакой оценки, должен быть как минимум изучен. А в процессе изучения обычно приходят и вопросы — «почему это происходило?», «кто в этом виноват?» и другие. В этом смысле примером для нас является Германия. У них огромный опыт работы с таким материалом, у них это вписано в школьную программу, существует даже отдельный термин — «переработка прошлого».
Опубликовано: 31.10.2016