Дети улицы. Из года в год их число не становится меньше

Детей, которые попрошайничают в вагонах тбилисского метро, много. Но этот мальчишка почему-то запомнился — он разносил маленькие иконки. Ему от силы лет девять, но, наблюдая за тем, как он раскуривает сигарету, можно дать намного больше.

— Ты что же, больше не продаешь иконы? — я киваю на пустой стакан, куда он собирает милостыню.
— Нет, я теперь пою, — расплывается в улыбке пацан, — за это лучше платят. С утра уже 35 лари сделал!

Подъезжает поезд, двери открываются. Мальчик заходит в вагон и затягивает песню. 

Уже через минуту на скамью рядом со мной опускается другая товарка. Она высыпает на ладонь содержимое пластикового стакана и начинает считать. Ребенок у нее на коленях норовит дотянуться до рассыпанной на руке мелочи.

‘Сколько ему?’ — спрашиваю я, когда счет закончен, а поезда все нет. Женщина отвечает легко, почти приветливо и подробно: год и четыре месяца, самый младший. Дома ждут еще трое — старшему пять, среднему три и младшему два года. 

Она получает от государства пособие, но сумма, по ее словам, мизерная, поэтому и выходит на промысел.

Я узнаю удивительные подробности об этой «работе»: график ненормированный — с восьми утра и чуть ли не до полуночи. Приходится нанимать няню – она обходится десять лари в день. Это примерно треть дневного заработка. Если ходишь одна, то зарабатываешь намного меньше. Поэтому бездетные нередко берут детей «в аренду» — это стоит 15-20 лари в день.



Попрошайничество появилoсь в Грузии в 90-е годы. Постепенно просящие милостыню люди сильно помолодели — сейчас на промысел все чаще выходят дети. 
Государство впервые осознало масштабы проблемы — примерно через двадцать лет после того как нищенство стало массовым.

Первая серьезная программа помощи детям, живущим и работающим на улице, стартовала только в 2009 году. Благодаря ей в Тбилиси появились мобильные группы, состоящие из социальных и административных работников, психологов и педагогов. Они встречались с детьми на улицах, налаживали с ними контакт, старались завоевать доверие и убедить детей прийти в один из дневных центров, которые тоже открылись в Тбилиси в рамках этой программы.

Дневной центр – это место, в котором уличный ребенок может поесть, поспать и принять душ. Но эту систему рушит на корню одно слабое звено, а именно – дети не могут получить всех услуг дневных центров, не будучи официально зарегистрированными. Но и это сделать часто невозможно потому, что у многих нет документов. По закону, для регистрации несовершеннолетнего необходимо, чтобы в учреждения Минюста Грузии обратились родители или законные опекуны. Социальным работникам приходилось налаживать контакты с семьями, помогать в получении свидетельств о рождении, удостоверений личности. Это занимает много времени, и далеко не всегда получается. В 2013 году началась уже новая программа, но проблему с отсутствием документов не решила и она. 

Но правительственные структуры настроены оптимистично.

Министерство юстиции Грузии разработало пакет законодательных изменений. Согласно законопроекту, детям, живущим и работающим на улице, будет присваиваться «статус бездомного», а работники социальных служб получат право обращаться в соответствующие органы Минюста Грузии, чтобы у бездомного ребенка появились документы. Только изменит ли новшество положение детей на самом деле? Ведь они выходят на улицу не по собственному желанию, а по наущению или под давлением взрослых — родителей, родственников, знакомых.

Правозащитники считают, что новый законопроект не устранит проблему, и поэтому рассматривать ее нужно не в социально-экономическом аспекте, а в юридическом — как совершаемое преступление.

«Изменения, которые рассматривает парламент, не решают главной проблемы, — считает руководитель неправительственной организации «Партнерство за права человека» Анна Абашидзе. — Предположим, я жертва насилия в семье. И государство переводит меня в приют, обещает кормить, поить, но с моим насильником абсолютно ничего не делает. Я не понимаю, почему мы должны быть так романтически настроены по отношению к насильникам-родителям, которые выбрасывают своих детей на улицу и заставляют попрошайничать. Это равносильно убийству».

Вместо того, чтобы тратить два года на урегулирование вопроса с документами, правительство должно было мобилизовать правоохранителей, которые целенаправленно занялись бы преступлениями против детей, считает Анна Абашидзе. 

«Несколько успешно раскрытых дел, и ситуация сразу же изменится к лучшему, я убеждена в этом», — говорит она.

Нуждается ли семья в средствах на самом деле, и поэтому мать выходит с ребенком на улицу и просит милостыню, или в отношении ребенка совершается насилие и его заставляют идти работать, определяет социальный работник. А после принятия законодательных изменений соцработник — в случае проявляемого насилия — сможет принимать решение о незамедлительном отделении ребенка от агрессора. В данном случае агрессором может быть любой, кто проявляет насилие в адрес ребенка.

При этом у правозащитников возникает резонный вопрос — зачем же возлагать дополнительные функции на социального работника, и так перегруженного обязанностями, когда в большинстве случаев сам факт спекуляции детьми почти всегда налицо. Почему бездействуют правоохранители? И почему не лишаются родительских прав те, кто заслуживает по всем человеческим законам самого строгого наказания. На этот вопрос пока нет ответа, потому что у государства по-прежнему нет воли для того, чтобы придумать эффективную систему помощи тем, кто нуждается в ней больше всего.

Опубликовано: 21.03.2016