Письма из тюрьмы в Армении. «О бархатной тюремной реформе и старорежимных пережитках»
Проект JAMnews «Письма из тюрьмы» начался с письма, которое пришло в редакцию от человека, осужденного на пожизненный срок. Юрий Саркисян уже больше двадцати шести лет в тюрьме. Он написал нам потому, что хотел высказаться и считал, что обществу важно услышать живущих «по ту сторону». Мы согласились с ним — так и родился этот проект. Юрий Саркисян является также автором документального романа «Высшая мера наказания», опубликованного в 2016 году.
Это тридцатое письмо Юрия Саркисяна. Ссылки на все предыдущие письма – в конце страницы.
Седьмого августа в тюрьме «Нубарашен» стартовала программа по обучению заключенных кулинарному искусству – мастер-класс из двадцати пяти уроков, по часу-полтора каждый. Общая длительность – один месяц. По завершении участники получат сертификат об окончании курса.
Преподавание ведется лучшими технологами компании «Арт ланч», которая с прошлого года обеспечивает питанием обитателей уголовно-исполнительных учреждений Армении.
• В Беларуси увольняются журналисты с госканалов, силовики публично уничтожают свою форму. Видео
• Убийство, погромы и криминальные разборки — что происходит на юге Грузии
• Помощник президента Абхазии протаранил на автомобиле границу с Россией. Видео
На самом деле, это мероприятие – исторический момент для всех нас, первое подобного рода событие со дня открытия тюрьмы. За двадцать семь лет я неоднократно безуспешно обращался с просьбой помочь мне получить высшее либо специальное образование. И вот начало положено: я в числе первых слушателей. Повар – неплохая профессия для мужчины и отличная опора в будущем, на воле.
Совсем недавно меня спрашивали о реформах и качественных изменениях в нашей жизни за двухлетний период «бархатной революции». Они действительно происходят – и реформы, и качественные изменения. Революция здесь сыграла роль катализатора. Об этом и хотелось бы поговорить. Только отделим мух от котлет – так будет честнее.
Изменения в моей арестантской судьбе начались задолго до «бархатных событий» 2018-го. Но все познается в сравнении.
С развалом Советского Союза, в 90-е годы, действующее законодательство было обезглавлено упразднением высшего судебного органа – Верховного суда СССР, осуществляющего надзор за судебной деятельностью всех соответствующих органов СССР и союзных республик. От этого страдали и правосудие, и условия содержания осужденных.
Приговоренные к расстрелу были лишены права на справедливый суд из-за отсутствия возможности обжалования приговора в последней инстанции. А альтернативных вариантов на случай форс-мажора советское законодательство не предусмотрело.
Жили мы в условиях, не предназначенных для длительного содержания. В мрачных камерах, где не было ничего, кроме стола, скамьи, двух шконок [тюремных коек — JAMnews] и маленького окна, покрытого мелкой металлической сеткой. Годами мы не видели белого света – из-за плотных ржавых жалюзи. Каких-либо норм, регулирующих жизнь тех, кому суждено было умереть согласно приговору, не существовало. Да и отношение персонала к нам было не как к живым людям.
Со временем все наладилось. Сначала в силу международного права и контроля Евросоюза. Затем в 2003 году появился новый уголовный кодекс, на основании которого нас помиловали, заменив смертную казнь на пожизненное заключение.
Правозащитники утверждали, что президент, помиловав смертников, поступил незаконно: мол, должен был заменить расстрел определенным сроком. Многие из нас до сих пор считают помилование коварнейшими происками власти. Но так ли это? Конечно, нет.
Мог ли президент республики отпустить смертников на срок?
Нас было сорок два. На совести каждого – убийство одного, двух, а то и восьми человек. У всех погибших – семьи, друзья, окружение. Это сотня, много сотен в той или иной мере потерпевших. (Clonazepam)
Так чьи интересы обязан учитывать руководитель страны при вынесении рокового решения? Нескольких убийц или сотен добропорядочных граждан? Об этом надо говорить, объяснять. Не только о конкретном помиловании, но о любом судьбоносном решении властителей и судей.
Нам подарили жизнь, возможность покаяния, исправления, телефонную связь с волей, длительные свидания, телевизор, компьютер и т.д. С прошлого года добавилась видеосвязь по скайпу. За все это надо благодарить, а не жаловаться без конца.
Конечно, наши оправданные и неоправданные претензии к правительству не способствовали исправлению, а лишь провоцировали озлобленность. В результате процессы по условно-досрочному освобождению завершались отказами, а наши ожидания – разочарованием. Вплоть до прихода к власти Никола Пашиняна. Он многое изменил к лучшему.
За годы революции освободились уже пятеро, и еще один – на пороге; нескольким десяткам смягчили режим содержания. В рамках государственной образовательной программы запущен первый обучающий курс. В конце тоннеля замерцал долгожданный свет.
Если и дальше продолжат работать с нашим сознанием, а не с обстановкой, то наказание наполнится изначальным смыслом – возвращением блудного сына.
Теперь о мухах. Революция вогнала пенитенциарную систему в ступор. За последние два года техническое состояние тюрьмы ухудшилось. Все работы, запланированные старой властью, заморожены, приостановлен уже начатый ремонт камер.
Намеревались провести новый водопровод, расширить окна, снять лишние ряды решеток, улучшить освещение, установить современный таксофон и тому подобное. Но полученные субсидии закончились, а новые брать опасно. Революция остудила пыл тех, кто грел на этом руки.
Раньше на улучшение условий содержания в неволе из госбюджета ежегодно выделялась некая сумма и хотя бы частично расходовалась по назначению. Сегодня ничего не делается. Служить бескорыстно старые кадры не умеют. Других специалистов у новой власти, увы, нет. Запертое сознание тюремных работников так и не впустило революцию.
По большому счету, сейчас можно говорить лишь о начале революционных реформ. Да и вообще, вопрос о качественных изменениях в жизни заключенных нужно задавать не нам, а тем сотням потерпевших, о которых государство вспоминает лишь перед судебными процессами.
Только они смогут сказать, насколько кардинально изменилось наше поведение и смогло ли оно освободить от груза ненависти их – людей, в чьем горе мы виноваты.
Да и себя – от тяжкого бремени непрощения.
Предыдущие письма:
Первое письмо: «Воля, неволя и все, кто в доле»
Второе письмо: там, «Где сон предпочтительнее реальности»
Третье письмо: «Будущее прекрасно, когда оно есть»
Четвертое письмо: «Последнее предупреждение»
Пятое письмо: «Человек всегда на распутье»
Шестое письмо: «Горечь сладкой мечты»
Седьмое письмо: «Свобода – и скомканная жизнь»
Восьмое письмо: «Опасное соседство»
Десятое письмо: «В чем была моя ошибка?»
Одиннадцатое письмо: «Жертвы и палачи»
Двенадцатое письмо: «Воспоминания все еще кровоточат»
Тринадцатое письмо: «Дефицит позитивных впечатлений»
Четырнадцатое письмо: «Один на один с системой: ребенок под молотком правосудия»
Пятнадцатое письмо: «Когда нет надежды»
Шестнадцатое письмо: «Девятый круг»
Семнадцатое письмо: «Гарантированная свобода»
Восемнадцатое письмо: «Депутаты против народа?»
Девятнадцатое письмо: «Блатной беспредел»
Двадцатое письмо. «Бунт в тюрьме. Как это было и почему»
Письмо двадцать первое. «Идея фикс»
Письмо двадцать второе. «Революция в тюрьме»
Письмо двадцать третье. «Капля за каплей: итоги ушедшего года»
Письмо двадцать чертвертое. «Первый из выживших»
Письмо двадцать пятое. «Публичное унижение»
Письмо двадцать шестое. «Убивает не коронавирус»
Письмо двадцать седьмое. «Когда дети убивают»
Письмо двадцать восьмое. «Три «ступеньки» и восемь шагов»
Письмо двадцать девятое. «Посмертно осужденный»
Термины, топонимы, мнения и идеи, предложенные автором публикации, являются ее/его собственными и не обязательно совпадают с мнениями и идеями JAMnews или его отдельных сотрудников. JAMnews оставляет за собой право удалять те комментарии к публикациям, которые будут расценены как оскорбительные, угрожающие, призывающие к насилию или этически неприемлемые по другим причинам.
