Письма из тюрьмы в Армении. Опасное соседство
Рисунок Анастасии Логвиненко
Это восьмое письмо Юрия Саркисяна
Предыдущие письма:
Первое письмо: воля, неволя и все, кто в доле
Второй письмо: там, где сон предпочтительнее реальности
Третье письмо: будущее прекрасно, когда оно есть
Четвертое письмо: последнее предупреждение
Пятое письмо: человек всегда на распутье
Шестое письмо: горечь сладкой мечты
Седьмое письмо: Свобода – и скомканная жизнь
П роблема психологической совместимости в неволе существовала всегда. Иногда администрация это учитывала, но чаще допускала обратное: ссоры, драки, кровопролития, убийства среди осужденных лишь оправдывали творимый тюремщиками беспредел. И на сегодняшний день ситуация не улучшилась.
Страшное убийство в камере приговоренных к смерти в 93-м году прошлого столетия будоражило умы обычных сидельцев ещё много лет после трагедии, характеризуя «смертников» как людей, доведенных до отчаяния и способных на всё.
Что же произошло на самом деле?
Я вспомнил эту историю на прогулке, вслушиваясь в завывание волка поблизости, трусливый лай собак и сетование охранников по поводу растерзанных хищниками овец.
Но «зверь» из далёких 90-х, вой которого разносился по тюрьме, убивал не овец. Бывший десантник, понюхавший пороха в Афгане и Нагорном Карабахе, был хищником по призванию. И прозвище носил подходящее: «Гел» (Волк). Убийства, изнасилования, грабежи. Жажда разрушений не давала ему покоя – пока не свела в могилу.
После этапирования двоих его сокамерников, знаменитых грабителей банка, в тбилисскую исполнительную тюрьму [их повезли туда для исполнения смертного приговора — JAMnews], Волк по имени Вреж ждал своей очереди. Но вместо расстрела ввели мораторий, и тюремные коридоры наполнил вой, прерываемый призывом: «Азатутюн гайлерин!» (Свободу волкам!). С утра до вечера.
Ч ерез несколько месяцев «одиночки» у Волка появился компаньон — молодой парень, осужденный за убийство и грабеж. Новичок оказался роковым.
Когда на крики и шум борьбы со всех этажей сбежались надзиратели, то увидели кровавую развязку: обезображенный Волк лежал на полу, а на нём буйствовал «товарищ по-несчастью», нанося удары алюминиевой ложкой. Убийцу пытались оттащить металлической шваброй через узкое отверстие в двери, так как дверь в камеры «смертников» открывалась лишь с особого разрешения. Но было уже поздно.
Волк скончался от смертельных ран через несколько часов. А убийцу выволокли в коридор, сковали наручниками и устроили самосуд.
Потом состоялся законный суд и поглотил новый пятнадцатилетний срок в смертном приговоре. Выяснилось, что новичок заподозрил Волка-Врежа в сексуальном домогательстве и прибег к самозащите. Но так как у парня была лёгкая форма шизофрении, то суд ему не поверил. А осужденный не верит в смерть Врежа, утверждая, что тот сейчас на свободе. Кто знает, может, безумец и прав. Он предсказал трагедию в Национальном собрании Армении 27 октября 1999 года [в этот день группа террористов проникла в парламент Армении и расстреляла премьер-министра, спикера и вице-спикеров, депутатов — JAMnews] — за несколько часов до неё. Бывает и такое.
В то утро, 27 октября 1999 года, смертников впервые за время существования смертной казни, вывели на прогулку: в камерах решили провести химобработку против насекомых. Тогда-то безумец и поведал о своём видении: об автоматных очередях в парламенте, убийстве спарапета [так называли премьер-министра Вазгена Саркисяна, который в 1995-1999гг. был министром обороны. Спарапет — воинское звание в древней Армении, верховный главнокомандующий — JAMnews] и депутатов. Его, конечно же, подняли на смех. Провидец жив и поныне, находясь в заключении уже 26 лет.
В след за этим убийством, произошли ещё два несчастья. В первом случае человек хоть и остался жив, но саму жизнь воспринимать перестал, потеряв рассудок. По воле администрации психически и физически здорового парня бросили в пресс-хату[ пресс-хата — это камера в тюрьме, где правит беспредел, специально поддерживаемый администрацией, и куда человека закидывают с тем, чтобы издевательствами, побоями, пытками принудить дать определенные показания, расколоться или же просто, чтобы сломать — JAMnews], откуда до утра доносились удары и крики боли, игнорируемые надзирателями.
А когда всё стихло, человека не стало: он предпочел воображаемый мир без людей — нашему, человеческому. Почти круглосуточно сидит на шконке [тюремная койка — JAMnews], скрестив ноги и натянув на голову рукав, отрезанный от чёрной водолазки, и раскачивается из стороны в сторону, производя какие-то манипуляции руками. Если ему не напоминать, то он не ест и не спит, превратившись в обтянутый кожей скелет. Да и зрение ему уже не было нужно: после той ночи он полностью ослеп, затем мог различать лишь тени, и врачи диагностировали катаракту.
На проверке надзиратели шутя просят: «Амо, сними скафандр, посмотрим — ты ли это?». Он стаскивает с головы рукав и отвечает: «Я не Амо. Амо мой брат — и он давно на воле. Нас одиннадцать братьев» (Хотя у бедняги только один младший брат). А когда к нему пытаются подойти, парень умоляет этого не делать, чтобы не подвергнуться обстрелу лучами зла из космоса, которые он отражает…
Д ругое событие завершилось реальной смертью. Трое заключенных избили и изнасиловали четвертого сокамерника, а для сокрытия преступления — убили, заставив проглотить горсть марганцовки.
По обоим эпизодам провели расследование, завершившееся закрытием дела за отсутствием состава преступления. И преступники остались безнаказанными.
Остальные инциденты имели менее печальный исход. Были случаи ошпаривания сокамерника кипящим растительным маслом [подогретым в кружке на плите – в камере]; драки с нанесением тяжких телесных повреждений. Иногда нежелание сидеть с кем-либо в одной камере толкало человека на самовредительство. И так далее.
Как некогда в условиях ожидания расстрела, так и сейчас, в условиях пожизненного заключения, многое зависит от нашей способности ладить с самим собой. Отсутствие же такого умения выливается во внешние конфликты. Общение между заключенными — это всегда столкновение сиюминутных настроений. И нужна огромная сила воли, чтобы не обидеть непричастного к твоим бедам человека.
Ежедневный прогулочный час я посвящаю занятиям спортом: выплескиваю скопившийся негатив, заряжаюсь солнечной энергией. За отсутствием боксерской груши — колочу бетонные стены. И когда меня спрашивают, зачем я бью по стенам, то получают ответ: «Это стены бьют меня, а я — защищаюсь». В этом вся истина! Тюремные стены бьют нас каждый день, и всякий раз — по-новому. Мы же сопротивляемся как можем.
