Письма из тюрьмы: воля, неволя и все, кто в доле

Рисунок Анастасии Логвиненко

Первое письмо Юрия Саркисяна

В тюрьмах Армении содержатся почти пять тысяч заключенных. И в десятки раз больше свободных граждан стоят перед чертой закона. Интересно, что процесс превращения обычного человека в преступника находится полностью под контролем властей, прекрасно осведомленных о последствиях создаваемых ими ситуаций и о тех, кого загоняют в тупик.

Но интересы «государственных мужей» всегда выше общественных. Так было, есть и будет!  Никто не застрахован от ошибок, особенно когда все обстоятельства подталкивают к их совершению. Когда-то «места не столь отдаленные» назывались исправительно-трудовыми учреждениями.

Сегодня функция исправления и труда возложена исключительно на самого осужденного. Тюремщики всеми силами этому способствуют, воздвигая на пути узника препятствия и мешая ему их преодолевать, что не только закаляет силу воли, но и провоцирует непредсказуемую реакцию. Одни бьются о стену головой, другие не выдерживают, кончают счеты с жизнью, калечат себя, сходят с ума. Тюрьма в миниатюре повторяет механизм выживания человека на воле.

[pullquote align=»right»]Тюрьма повторяет в миниатюре механизм выживания человека на воле[/pullquote]

Двадцать три года назад я был приговорен к смертной казни. Жизнь полетела кувырком в одно мгновенье. Подобных историй хоть отбавляй: люди живут, работают, достигают определенных высот и… низвергаются вниз. Пятый этаж тюрьмы отведен под содержание пожизненно заключенных.

Среди сотни так называемых убийц встречаются представители разных социальных слоев. Это – крестьяне, солдаты, студенты, врачи, банкиры, бизнесмены, политики, преподаватель университета. Есть и пара маньяков, три террориста, с десяток – преступников по жизни.

Мера наказания у всех одна, перспектива – тоже. Равенство перед законом, умное лицо судей и бездумное усердие исполнителей – никому не оставили шанса.  Люди цепляются за одну иллюзорную надежду,  потом за другую… Отстаивают свое видение до конца, до последнего вздоха.

Половина приговоренных к расстрелу уже погибли – и не от пули. Когда реальная действительность упирается в беспросветный туннель, люди закрывают глаза. Их больше не устраивает естественный ход событий и они обращаются к сверхъестественному.

Нередко можно услышать насмешки персонала над религиозностью заключенных, над их увлечением классической музыкой и философией. Насмешникам невдомек, что тяга к возвышенному и прекрасному – единственный способ удержаться. Когда у человека выбивают из-под ног почву – он устремляется к Небесам.

Жизнь за жизнь… Сегодня мне пятьдесят. Тогда было двадцать шесть. Многие расплатились тем же. Это не просто годы заключения, это – потеря мира, в котором жил. Из окна тюремной камеры видны небо и звезды: они всегда неизменны. Кажется и мир остался тем же. Но это не так. Секунда за секундой — все исчезает в вечности: вещи разрушаются, люди умирают…

Став причиной чужого несчастья, человек притягивает проклятие. Он знает – за что. И сожалеет. Не может не сожалеть. Эта ситуация не столь однозначна. О тюрьмах с их обитателями известно всем, ведь они предназначены не только для изоляции преступников, но и как средство устрашения остальных. Поэтому информация о происходящих там бесчинствах время от времени появляется в СМИ.

Властям не страшны разоблачения — они им необходимы. Хотя и подается это в ином ключе. Яркий пример, как можно убить двух зайцев: страх парализует волю людей, а молчание расценивается как согласие. Оправдание своему поведению тоже получают от правителей, показывающих узников застенков в образе неисправимых злодеев. А с успокоенной совестью можно и дальше жить, не задумываясь об ответственности.

Таковы рычаги управления толпой, делающие ее соучастницей всех преступлений государства против личности. Цинизм системы этим не ограничивается. Понимая ненадежность тюремных стен и охраны при наличии у осужденного сторонников по ту их сторону, власти решают и эту задачу.

Нет и не было у узника более усердного тюремщика, чем его родные. Всеми правдами и неправдами они удерживают своего подопечного от решительных действий, связывая по рукам и ногам собственными страхами. И эти «стены» как надгробье.

В те далекие 90-е начальные попытки прояснить для себя причину происшедшего сводились к неблагоприятному стечению обстоятельств: мол, не в том месте да не в тот час… И лишь по прошествии времени понял, что случайностей не бывает, как нет и предопределенности: все в руках человека.

Но было слишком поздно. Мои детство, отрочество и юность ничем не отличались от других судеб, взлелеянных советским правительством и коммунистической партией. В благодарность за свое счастливое детство мы рвались в бой, готовые закрыть грудью любую амбразуру и обрести посмертную славу: у нас просто не было альтернативы.

Армия несколько поумерила пыл. А потом и развал Союза внес значительную лепту. Навряд ли мне и моему армейскому другу пришла бы в голову мысль о криминале, не появись он во плоти и столь назойливо.

Будучи студентом экономического факультета, я подрабатывал посредничеством в малом бизнесе, засыпая вырытые кем-то ямы и наводя мосты. Это многим не нравилось: появились крутые ребята и возникли соответствующие проблемы. Организация распалась, и армейской дружбе пришел конец. А затем и всему остальному.

Убийство нельзя ни объяснить, ни оправдать. И сбежать от всего этого — тоже. После шести месяцев мытарств по закоулкам был арестован. В 1996-м Верховный суд  Армении осудил на смерть, в 2003-м  Президент – на пожизненную.

Погребенные заживо, пытаемся приподнять крышку гроба, напомнить о том, что живы, о жизни наших семей, жен, детей, мечтаний. Стремясь хоть что-то исправить: если ни в мире внешнем, то хоть внутри себя. Десятки лет в окружении стен из железобетона и людской отчужденности.

Термины, топонимы, мнения и идеи, предложенные автором публикации, являются ее/его собственными и не обязательно совпадают с мнениями и идеями JAMnews или его отдельных сотрудников. JAMnews оставляет за собой право удалять те комментарии к публикациям, которые будут расценены как оскорбительные, угрожающие, призывающие к насилию или этически неприемлемые по другим причинам.