На пороховой бочке
Практически все международные проекты по поддержке поисков путей карабахского урегулирования имеют два «трека» — политические переговоры и народная дипломатия. На «трек 2» выделяются немалые деньги, реализуются проекты, направленные на снижение градуса враждебности и налаживание контактов между обществами, но эффект от этого неоднозначный.
Очевидно, что в странах с неразвитыми демократическими традициями, таких, как Армения и Азербайджан, «трек 2» не может быть движущей силой и вести за собой политическую активность. Общественное мнение и в Армении, и в Азербайджане не является определяющим при принятии решений. Поэтому те, кто рассчитывает, что народная дипломатия повлечет за собой политические переговоры и поможет найти компромисс, кажутся несколько наивными.
При этом ситуация в Армении и Азербайджане в этом смысле кардинально различается, хотя проектанты «трека 2» упорно ставят знак равенства между двумя обществами, то ли не вникая глубоко в суть, то ли пытаясь сохранить пресловутый паритет.
В итоге получается, что финансируемые международными организациями с самыми благими целями совместные армяно-азербайджанские проекты, особенно, в сфере масс-медиа и народной дипломатии, не приводят к ожидаемому эффекту.
В Азербайджане либо вовсе отказываются от участия в проектах, либо «великодушно» соглашаются «потратить деньги», но при условии, что их участие будет непубличным.
В Армении и в Карабахе совместные проекты и даже пацифистская пропаганда не встречают особого сопротивления в обществе, они вполне открыто выражаются, и их участники не подвергаются преследованиям. Однако отсутствие подвижек в рамках политического «трека» и конфронтация по ту сторону границы приводят к тому, что эффект от данных проектов в Армении становится не очень заметным. «Миротворцы» зачастую рассматриваются как маргинальный круг людей, может, гуманных, но далеких от «реалполитик».
На самом деле в Армении существует довольно широкий спектр мнений по поводу конфликта в Карабахе – от радикально-патриотического до негативно-скептического.
В Армении, в сущности, нет закрытых тем. Это касается не только карабахского конфликта, но и, скажем, ситуации в армии. В отличие от Азербайджана, где с недавнего времени военная информация была засекречена, в Армении публикуется почти вся информация об инцидентах, жертвах и пострадавших, о нарушениях прав человека и судебных процессах. Это вовсе не значит, что права человека в армянской армии не нарушаются, но информация, по большому счету, открыта.
То, что не публикуется официально, восполняют неправительственные организации и социальные группы, которые могут открыто выражать свой протест и публиковать информацию. Например, офисы Хельсинкской гражданской ассамблеи при поддержке международных организаций периодически публикуют доклады о положении в вооруженных силах, указывая на серьезные недостатки. А матери погибших в невоенных условиях солдат еженедельно проводят акции протеста у Дома правительства, требуя правосудия и называя конкретные имена высокопоставленных лиц.
Тем не менее, относительная открытость в Армении не является признаком сверхдемократичности, потому что, несмотря на обилие информации, она не имеет политического веса, и общественное мнение не влияет на принятие решений. Это особенность армянской «демократии» — можно говорить что угодно, но государственные решения принимаются, исходя из других мотивов.
Разница на первый взгляд большая, но суть, в принципе, одна – решения принимаются узким кругом людей, без учета всего спектра мнений.
Правда, в июле 2016 года этот тезис был впервые серьезно поставлен под сомнение. 17 июля в Ереване произошел захват полицейского патрульно-постового полка, и в первом заявлении, опубликованном в день захвата, мятежники – группировка «Сасна црер» («Одержимые из Сасуна») – заявили, что их акция направлена против пораженческой политики власти по Карабаху. Члены группировки и до захвата утверждали, что власти Армении намерены пойти на недопустимые территориальные уступки и что они не допустят такого исхода.
Эти слухи в какой-то мере подтвердил и Серж Саркисян, который признал, что в 2011 году в Казани готов был подписать соглашение, по которому армянские силы выводились бы из ряда районов вокруг бывшей Нагорно-Карабахской автономной республики – в обмен на признание статуса Карабаха.
Кстати, это заявление Сержа Саркисяна вызвало возмущение только в определенных патриотически настроенных кругах, но его практически не заметили политические силы и общественные структуры, которые даже не сочли нужным обвинить Сержа Саркисяна в капитулянтстве и потребовать его отставки.
Тем не менее, после развязки истории с «Сасна црер» 31 июля Серж Саркисян сменил правительство и несколько ужесточил риторику по карабахской теме. Эксперты затрудняются определить, подействовала ли на Сержа Саркисяна народная волна поддержки «Сасна црер», или, наоборот, группировка стала хорошим «прикрытием» для ужесточения позиции Сержа Саркисяна.
Но история с «Сасна црер» стала проявлением радикального народного протеста, и стало очевидно, что, несмотря на кажущуюся апатию и даже заявления о неизбежности болезненных компромиссов, несмотря на широкий спектр мнений, в армянском обществе зреет мощный радикальный потенциал, который может проявиться при любом компромиссном решении. И этот потенциал станет определяющим при принятии решений.
Эти тенденции говорят о том, что ситуация в карабахском конфликте, а заодно в Армении и Азербайджане, все больше становится похожа на пороховую бочку. Если в Азербайджане искрой может стать угроза международного замораживания конфликта (при сохранении нынешнего статус-кво), то в Армении взрыв может вызвать любое решение, предполагающее изменение статус-кво. И тут сложно будет разобраться, где общественное мнение, где государственная пропаганда, а где тривиальный инстинкт самосохранения и осознание национальных интересов.
Мнения, высказанные в статье, передают терминологию и взгляды авторa и необязательно отражают позицию редакции
