Мнение: о проблемах модернизации и разрешения грузино-абхазского конфликта
Абхазский политолог Астамур Тания — об абхазо-грузинских взаимоотношениях, затянувшихся переговорах и возможных направлениях сотрудничества между сторонами конфликта.
Оригинал публикации на сайте «Абхазия-информ»
Прошлогоднее обострение армяно-азербайджанского конфликта, приведшее к значительному изменению геополитической ситуации в восточной части Южного Кавказа, вновь актуализировало вопрос непризнанных и частично признанных государств постсоветского пространства.
Более четверти века эти страны, являющиеся в глазах международного сообщества незаконнорожденными потомками развалившегося СССР, существовали в условиях статус-кво, сформировавшегося в результате военных действий. И казалось, что подобная ситуация может продолжаться еще долгие десятилетия.
Так считали не только международные акторы, участвующие в многолетнем процессе урегулирования конфликтов, но и сами эти страны, привыкшие к жизни в условиях подвешенного международно-правового статуса со всеми вытекающими из этого последствиями.
- «Людям нужен враг». Кто и почему борется с неправительственными организациями в Абхазии
- Абхазский оппозиционер: переговоры с Тбилиси – иллюзия
- Неформальный грузино-абхазский диалог — согласны только в Тбилиси
Отсутствие в течение длительного времени военных действий создавало иллюзию прочного мира, что устраивало как непризнанные государства, так и крупных мировых игроков, внимание которых было отвлечено на решение более злободневных международных проблем.
Естественно, все неразрешенные конфликты на постсоветском пространстве имеют немало черт, отличающих их друг от друга, но со стороны, особенно с точки зрения большинства ведущих стран, они кажутся практически идентичными.
Такое стирание индивидуальных очертаний во многом объясняется уходом этих конфликтов на периферию международного внимания, что было, с одной стороны, связано с относительной стабильностью, с другой – с утратой надежды на скорое разрешение конфликтов путем переговоров.
Поэтому, в особенности в свете последних кавказских событий, представляется целесообразным проанализировать текущую ситуацию и попытаться продумать возможные модели развития событий в зонах «забытых» конфликтов, в частности, грузино-абхазского.
Переговоры и их результаты
Грузино-абхазский конфликт, как известно, был единственным на постсоветском пространстве, разрешением которого занимались на самом высоком международном уровне – под эгидой ООН, при содействии России и участии в качестве наблюдателей США, Великобритании, Германии и Франции.
Ситуация в зоне конфликта четыре раза в год подробно описывалась в докладах Генерального секретаря ООН Совету Безопасности ООН, по итогам которых принимались две резолюции и два заявления председателя СБ ООН в год.
Абхазия и Грузия на переговорах имели статус сторон в конфликте, в качестве которых они подписали множество документов, в том числе сыгравших существенную роль в поддержании режима прекращения огня, возвращении беженцев и решении многочисленных гуманитарных проблем.
В Сухуме функционировал Офис по правам человека ООН, работали десятки международных и неправительственных организаций, внесших большой вклад в решение таких задач как разминирование, обеспечение продовольствием, медикаментами и товарами первой необходимости пострадавшего от конфликта населения, восстановление школ, больниц, объектов транспортной инфраструктуры, осуществление проектов по поддержке развития гражданского общества и т.п.
Особую значимость эта помощь имела в условиях жестких санкций СНГ, ограничивавших торгово-экономические и транспортные связи Абхазии с Россией, а также препятствовавших передвижению граждан.
Естественно, отношения непризнанной Абхазии с международными организациями и государствами, участвовавшими в урегулировании конфликта, нельзя назвать безоблачными. Главной проблемой, порождавшей все прочие, было их стремление к осуществлению всех проектов с санкции Грузии в целях демонстрации распространения ее юрисдикции на территорию Абхазии.
Кроме того, в первые годы после окончания конфликта первоочередные гуманитарные усилия международного сообщества были, как правило, нацелены на оказание помощи грузинским беженцам, вернувшимся в Галский район.
Это создавало впечатление о неравноправном отношении к другим жителям Абхазии, в том числе вынужденным в результате военных действий покинуть места своего прежнего постоянного проживания.
Однако в ходе переговоров и дискуссий с участниками мирного процесса эти проблемы были решены, и Абазия в целом стала получать значительную помощь от международного сообщества.
Представители абхазского общества при поддержке международных и неправительственных организаций получили возможности для реализации в Абхазии разнообразных гуманитарных проектов и участия в конференциях и семинарах в различных странах Европы и США. Однако непризнанный статус Абхазии и, соответственно, ее паспортов, всегда существенно ограничивал жителей страны в занятии бизнесом, возможностях участия в образовательных, творческих и иных гуманитарных проектах.
Признание Абхазии Россией в 2008 году значительно улучшило положение Абхазии в вопросах обеспечения ее безопасности, возможностях развития торгово-экономических, образовательных, культурных и прочих связей с Россией – традиционно главным партнером Абхазии вне зависимости от ее государственно-правового статуса.
Россия также взяла на себя финансирование масштабных проектов по восстановлению социально-экономической инфраструктуры Абхазии. Эти многоплановые межгосударственные отношения, создающие надежные гарантии безопасности Абхазии, являются одним из важнейших отличий в положении Абхазии и Нагорного Карабаха, который фактически, вопреки формировавшимся годами представлениям, оказался в одиночестве в ходе скоротечного, но широкомасштабного военного конфликта.
Установление официальных союзнических отношений между Россией и Абхазией повлияло и на восприятие конфликта в грузинском и абхазском обществах. Можно констатировать, что в политической повестке Абхазии и Грузии конфликт отступил на второй план, т.к. одна из сторон избавилась от многолетнего ощущения внешней военной угрозы, а вторая – от надежд на военный реванш.
Вместе с тем тема конфликта по-прежнему используется во внутриполитической борьбе и в Абхазии, и в Грузии, а также занимает существенное место во внешней политике и официальной пропаганде сторон, осуществляемой с противоположных идеологических позиций. Образ врага, формировавшийся в течение долгих лет конфликта, до сих пор занимает существенное место и в общественном сознании сторон, при этом в грузинском политическом дискурсе в качестве главной враждебной силы присутствует Россия.
Августовские события 2008 года, приведшие к разрыву официальных отношений между Россией и Грузией, а также принятое Грузией законодательство об оккупированных территориях, разрушили действовавший на тот момент международный формат переговоров, в рамках которого стороны могли подписывать документы по различным аспектам урегулирования.
За этим последовало фактическое прекращение рассмотрения грузино-абхазского конфликта на площадке Совета Безопасности ООН, а также сворачивание работы в Абхазии ряда международных и неправительственных организаций.
Полноценный переговорный процесс был заменен Женевскими дискуссиями, в которых Абхазия и Грузия не наделены статусом сторон в конфликте, а значит и правом подписания совместных документов.
Кроме того, эта площадка не имеет постоянно действующих механизмов по содействию урегулированию и имплементации принятых совместных решений, как это было в Координационном совете сторон (1997-2008 годы).
В целом произошло заметное ослабление международного присутствия в Абхазии и, как следствие, понижение уровня информированности международного сообщества о ситуации в Абхазии, ее позициях и интересах.
Большинство дипломатов, непосредственно в течение многих лет занимавшихся грузино-абхазским конфликтом, в настоящее время уже не состоят на службе, и сейчас складывается впечатление, что вместе с их уходом проблема конфликта стерлась из актуальной памяти западных официальных структур и исследовательских центров. Исключением являются несколько международных и неправительственных организаций и экспертов, усилиями которых сохраняются неформальные площадки для обсуждения проблем грузино-абхазского конфликта. Причем эта работа зачастую наталкивается на непонимание и критику внутри как Абхазии, так и Грузии.
Потенциал для сближения
В то же время фактические контакты грузинского и абхазского обществ, несмотря на политическую стагнацию и возникающие препятствия, не только не прекратились, но и расширяются. Это прежде всего трансграничный бизнес, а также носящие массовый характер выезды жителей Абхазии на лечение в Грузию по программам грузинского правительства.
Стороны продолжают взаимодействовать и по вопросам энергетики. Эти процессы отчасти ведут к размыванию образа врага. Но такое состояние нельзя назвать устойчивым, т.к. регулярно происходят события, вызывающие рост конфликтной риторики.
В целом может сложиться впечатление, что Абхазия и Грузия не заинтересованы в сотрудничестве и совместном решении существующих проблем и вспоминают друг о друге только для публичной фиксации своих давно известных позиций, встроенных во внешне- и внутриполитический контекст.
Бесплодность и ритуальный характер этого дискурса давно понятны его участникам, однако они пока еще не готовы действовать за пределами привычной им повестки. Новые власти Абхазии попытались внести свежую струю в отношения с Грузией, заявив о необходимости диалога по вопросам практического характера, однако эта робкая попытка не встретила практически никакой реакции в грузинском истэблишменте и вызвала острую критику со стороны абхазской оппозиции.
Конечно, два соседних общества, прожившие без нормальных контактов друг с другом в течение 27 лет, скорее всего, могли бы прожить в таком состоянии еще столько же или больше времени при условии статичности окружающей их геополитической среды.
Но эти условия зависят прежде всего от крупных мировых игроков.
И ситуация вокруг Нагорного Карабаха со всей отчетливостью продемонстрировала, насколько зыбка эта многолетняя «стабильность». В подписанном Азербайджаном, Арменией и Россией соглашении ключевое внимание было уделено вопросу реанимации коммуникаций, работе которых мешал неурегулированный армяно-азербайджанский конфликт. И это неслучайно.
Южный Кавказ, с древнейших времен игравший роль моста между Передней Азией и Европой, более четверти века не выполняет эту связующую функцию в полном объеме.
Функционирующие стратегические коммуникации, в частности, инфраструктура нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан, находятся под постоянной военной угрозой. Армения и Абхазия превратились, по существу, в тупики.
Экономика Грузии (прежде всего, ее западной части) также испытывает негативное влияние в виду отсутствия транскавказского сообщения. Можно предположить, что перспектива разблокирования коммуникаций на Востоке Южного Кавказа выведет в актуальную повестку дня и вопрос разблокирования всего комплекса коммуникаций, пролегающих через Абхазию в Грузию и далее в Армению, Азербайджан и Турцию.
В этом, вероятно, заинтересованы такие влиятельные в регионе игроки, как Россия и Турция, у которых достаточно рычагов влияния на страны Южного Кавказа для того, чтобы попытаться снять барьеры, препятствующие нормальной работе сети коммуникаций. Активизация транспортных и торгово-экономических связей на Южном Кавказе была бы в интересах и других мировых игроков, заинтересованных в долгосрочной стабильности в регионе.
В связи с новой ситуацией, складывающейся на Южном Кавказе, возникает вопрос о роли в этих процессах Абхазии и Грузии: точнее, попытаются ли они реализовать в этой диспозиции свои интересы или будут выступать в качестве объектов большой политики ведущих держав?
Естественно, у Грузии несопоставимо больше возможностей, чем у частично признанной Абхазии, являющейся по сути протекторатом России. Однако смотреть на Абхазию просто как на исполнителя воли Москвы было бы неверно.
Известно, что в пропагандистском дискурсе Грузии и поддерживающих ее стран Абхазии не придается самостоятельное значение, она представляется как «оккупированная территория», «марионетка Москвы».
Но и в Тбилиси, и в западных странах, вместе с тем, прекрасно понимают, что несмотря на всю разницу экономических и политических возможностей России и Абхазии, их отношения все-таки носят межгосударственный характер.
Об этом свидетельствуют достаточно самостоятельная позиция Абхазии в процессе формирования российско-абхазской договорной базы и в ряде иных вопросов, и Москва с уважением относится к интересам своего партнера. Поэтому Абхазия могла бы выступать субъектом возможных переговоров по ряду практических вопросов регионального сотрудничества, таких как реабилитация транспортного сообщения.
Важно, чтобы Абхазия в этом вопросе не выступала с ультимативных позиций и умела проявлять гибкость, от которой зависит то, насколько другие участники будут считаться с ее интересами и пытаться встроить их в общий контекст политики на Южном Кавказе.
В этом смысле очень ярким является пример Армении и Нагорного Карабаха, долгие годы пытавшихся вести переговоры с позиции силы, но под давлением известных обстоятельств, согласившихся на такие уступки, о которых в Ереване и Степанакерте ранее не смели и заикнуться.
Дело совершенно не в том, что Россия может «сдать» Абхазию и допустить военный реванш Грузии, такое вряд ли возможно и с точки зрения стратегических интересов Москвы, и с точки зрения ее престижа.
Однако представляется маловероятным, что крупные мировые игроки, взаимоотношения которых никогда не бывают статичными и зависят от многих глобальных факторов, еще долгие годы будут терпеть нынешний статус-кво на Южном Кавказе.
В качестве примера можно привести договоренности между Москвой и Тбилиси по вопросу вступления России в ВТО, когда Абхазия и Южная Осетия были обозначены как транспортные коридоры с определенными координатами на карте, в которых контроль за проходом товаров должна осуществлять швейцарская компания. До настоящего времени этот механизм не задействован, но де-юре он существует. Причем его работе, скорее всего, препятствует не глухое недовольство Абхазии, а ухудшение общего климата отношений между Россией и Западом и пакет взаимных санкций, оставивших Россию фактически за пределами ВТО.
Нужны преобразования
Под влиянием быстрого научно-технического прогресса происходят глобальные изменения в экономике, политике и социальном устройстве. Страны, которые хотят выжить и сохранить конкурентоспособность, должны создавать максимально благоприятные условия для всесторонней модернизации.
Это касается не только ведущих игроков, но и небольших государств, таких как Грузия и Абхазия. Постоянные кризисы, которые переживают эти страны, на самом деле связаны с несовместимостью их нынешних моделей существования с интересами модернизации, что особенно актуально для Абхазии, находящейся в многолетней изоляции, ограничивающей ее гражданам доступ к современному образованию, и их участие в международном обмене идеями и технологиями.
В условиях глобализации ни 200 тысяч, ни три миллиона, ни даже 30 миллионов населения не могут существенно влиять на мировые тренды с целью их изменения в своих интересах. Здесь либо ты участвуешь в мировом процессе, либо остаешься только в учебниках истории.
Проблема малых обществ заключается в их естественном страхе перед лицом гигантских преобразований, происходящих в мире, неминуемо ведущих к изменению привычного течения жизни и стереотипов поведения.
Есть, конечно, примеры, когда крупные государства создают искусственные условия для сохранения традиционного уклада малых народов, беря на себя финансирование своего рода резерваций, как это имеет место в странах компактного проживания небольших коренных народов. Но, как представляется, ни Абхазия, ни Грузия, обладающие достаточно развитыми и укоренившимися в общественном сознании национальными проектами, не рассматривают для себя такое будущее в качестве желательного. Да и географические условия не располагают к этому. Поэтому им не остается иного выбора, как обеспечивать сохранение своей идентичности, одновременно участвуя в глобальном процессе модернизации.
Грузия за последние годы достигла известных успехов в этом процессе, хотя по понятным причинам эти изменения не вызывают удовлетворения в обществе, одна часть которого выражает протест в связи с медленными темпами реформ, а другая – выступает с традиционалистской повесткой.
В Абхазии ситуация несколько отлична. Долгие годы изоляции, связанной с войной и санкциями, а также укоренившийся в абхазском обществе страх относительно перспектив сохранения его идентичности и политических прерогатив, объективно способствуют консервации постконфликтной модели существования государства и даже возрождению архаических форм общественных отношений.
Многие проблемы, которые периодически возникают в отношениях России и Абхазии, являются именно следствием этого страха. Можно, предположить, что похожие сложности возникали бы у Абхазии и во взаимоотношениях с другими государствами, если бы она была признана международным сообществом и должна была бы играть по установленным в мире правилам.
Однако такой добровольный отказ от политических и экономических реформ, под предлогом купирования угроз существованию абхазского народа, на самом деле содержит в себе гораздо больше рисков. Прежде всего: продолжится отток из страны наиболее перспективной, образованной, творчески и экономически активной части населения; Абхазия будет непривлекательна для инвестиций, т.к. инвестор не станет рисковать капиталом в стране, живущей по своим непонятным правилам; продолжится экономическая стагнация, ведущая к упадку социальной сферы (образования, медицины, культуры); усугубятся демографические проблемы.
Надо полагать, что абхазские элиты сделают выбор в пользу реформирования страны, каким бы трудным и болезненным он ни был. Первым делом, для реализации проекта модернизации придется формировать социальный запрос в самом абхазском обществе, создавая тем самым новые социальные установки, необходимые для изменения нынешней парадигмы существования.
Другим существенным препятствием на пути процесса модернизации является отсутствие у Абхазии возможностей для полноценного и непосредственного сотрудничества с международным сообществом в гуманитарной сфере – науке, образовании, культуре. Как известно, грузинские власти, следуя своей концепции «оккупированных территорий», развивают по всему миру дипломатическую активность, направленную на ограничение подобных связей.
Это порождает недовольство абхазского общества и ведет к углублению пропасти, разделяющей Абхазию и Грузию, т.к. увеличивающийся разрыв в стандартах построения экономических, социальных и политических систем будет только снижать взаимопонимание между двумя обществами.
Что надо сделать
Исходя из вышеизложенного, модель разрешения комплекса проблем, связанных с неурегулированными отношениями Абхазии и Грузии, могла бы выглядеть примерно следующим образом:
1. Следует повысить доверие между сторонами до такого уровня, чтобы они были в состоянии брать на себя обязательства по различным вопросам. В этих целях прежде всего нужно отказаться от агрессивной враждебной пропаганды и действий, вызывающих всплески недовольства в обоих обществах. Примерами таких действий являются постоянные препятствия, чинимые Грузией представителям Абхазии в различных творческих, образовательных и иных контактах, а с другой стороны — неразумная политика в отношении жителей Гальского района, проводимая в Абхазии, ведущая на самом деле не к интеграции, а к отчуждению региона. За долгие годы сторонам давно стало понятно, что такие их действия ни к чему, кроме как к взаимному раздражению, не ведут. Но они по инерции продолжают досаждать друг другу любыми доступными средствами.
2. Для того, чтобы о чем-то договариваться, необходим формат переговоров, в котором Абхазия и Грузия будут сторонами, признаваемыми в качестве субъектов, наделенных правом подписывать взаимообязывающие документы и отвечать за их имплементацию, как это было с 1993 по 2008 годы. Новый международный формат может быть сконструирован на базе Женевских дискуссий. Однако для этого, прежде всего, нужно отменить грузинское законодательство об оккупированных территориях, которое ограничивает саму Грузию в возможностях вести переговоры с Абхазией.
3. Наиболее плодотворным направлением для достижения прогресса в грузино-абхазском урегулировании представляется восстановление работы коммуникаций. Это экономически выгодно всем государствам Южного Кавказа и таким крупным игрокам, как Россия, Турция и, возможно, страны Европы, которые заинтересованы в безопасной поставке углеводородов, по трубопроводам, проходящим через регион. Обсуждение этого вопроса не первый год присутствует в повестке экспертного сообщества, занимающегося проблемами Южного Кавказа, и, вероятно, на этой базе может быть выработана модель, соответствующая интересам сторон и способная работать, несмотря на сложный политических контекст.
4. В качестве прецедента возможной модели урегулирования грузино-абхазского конфликта могли бы служить договоренности, достигнутые между Сербией и Косово, в части, касающейся транспорта и энергетики.
5. Надо понимать, что ни одна модель урегулирования в регионе не может быть реализована вне учета стратегических интересов России, которая как крупная военная держава и самая большая экономика в регионе в обозримой перспективе будет являться значимым фактором на Южном Кавказе, в Центральной Азии и Восточной Европе.
Абхазии, Грузии и другим странам Южного Кавказа, видимо, придется в ближайшие годы формировать более прагматичные внешне- и внутриполитические установки, которые позволят им встроиться в процесс глобализации и сохраниться в качестве субъектов международной политики.
Термины, топонимы, мнения и идеи публикации не обязательно совпадают с мнениями и идеями JAMnews или его отдельных сотрудников. JAMnews оставляет за собой право удалять те комментарии к публикациям, которые будут расценены как оскорбительные, угрожающие, призывающие к насилию или этически неприемлемые по другим причинам
