Лаша Бугадзе, Тбилиси
Голосуйте за Пармена Маргвелашвили!
Помните этот призыв?
Наверное, кто-то помнит, но не думаю, чтобы многие помнили этого человека в качестве народного депутата.
А какие надежды мы на него возлагали!
Помню, как наша учительница грузинского языка говорила, что Грузия стоит перед судьбоносным выбором, и кто нас будет достойно представлять на Всесоюзном съезде народных депутатов, имеет очень большое значение…
Вся Грузия должна встать рядом с Парменом, потому что Пармен – наша надежда!
Помню, как разругался с матерью моего соседа тетей Циалой, которая решила голосовать за старого, обросшего мхом «красного интеллигента», а не за моего фаворита, фаворита моих родителей, фаворита родителей моих друзей, наконец, фаворита моей учительницы:
— Тетя Циала, — говорил я матери своего соседа, — кто в состоянии так говорить о Грузии, чтобы услышал весь Советский Союз, если не этот человек?! Его даже мой отец знает…
Злился, что не могу сам участвовать в выборах из-за возрастного ценза – ведь это были первые свободные выборы в моей жизни (и в принципе для Грузии тоже), несмотря на то, что независимой Грузии еще не было, и народного депутата мы выбирали на съезде народных депутатов СССР, вольно или невольно преобразуемого или уже преобразованного Горбачевым-Шеварднадзе.
Именно эти выборы я встретил с особенной надеждой, и хотя сам в них участвовать не мог, без устали и с энтузиазмом боролся за победу Пармена Маргвелашвили — всем встречным в подъезде, во дворе, в школе рассказывал о достоинствах Пармена Маргвелашвили и моментально взрывался, когда замечал скепсис в глазах собеседника:
— Погибнем! Если Пармен Маргвелашвили не победит – погибнем!
Те, кто поддерживал национальное движение, болели за Пармена Маргвелашвили, а не за одного известного кинорежиссера, который был замечен в друзьях-приятелях Шеварднадзе. Поэтому, когда скептика не удавалось убедить, ему шепотом говорилась магическая фраза: «Пармена поддерживают Звиад и Мераб». Но если и этот аргумент не проходил, то переходили к фатальным вразумлениям, уже ставшим социальной традицией:
— Пармен изобличит Россию на съезде!
— Пармен детально расскажет о преступлениях Советского Союза!
— Пармен влепит пощечину России!
— Пармен всему миру покажет, что такое Россия!
— Пармен потрясет мир своим рассказом о 9 апреля!
— Пармен громогласно расскажет, какие мучения перенесли грузины!
— Пармен своей культурой и основательностью превосходит даже балтийцев!
— Пармен завоюет огромный авторитет для своей страны!
— Пармен будет представлять именно народ, а не красную интеллигенцию и избранных!
— Пармен искренне любит свой народ!
— Пармена патологически боятся Горбачев и Шеварднадзе… Особенно его боится Гумбаридзе. Пармен – это реальная сила, за ним весь грузинский народ!
— Пармен – это новая Грузия!
— Пармен должен победить, иначе нет нам спасения!
И вот случилось чудо – Пармен действительно победил, его выбрали. Поговаривали, что его главный конкурент свалился с инфарктом (это были сплетни, но все равно все обрадовались); Звиад Гамсахурдиа поздравил Пармена на многочисленном митинге; с соседкой Циалой я здоровался многозначительно…
На второй или третий день после выборов я с отцом пошел на съезд «Народного фронта» (12-летнему «позднесоветскому» ребенку особо и некуда было ходить в «позднесоветском» Тбилиси — утром в школу или на съезды или подобные собрания «Народного фронта» (патриотический прогул уроков), днем в кинотеатр «Газапхули» у Сабурталинского базара, вечером споры с Циалой и ее детьми). И именно у ступенек Дома кино рядом с оранжевым «Запорожцем» (почему-то именно такой помню эту машину) председателя «Народного фронта» Нодара Натадзе нам повстречался степенный, улыбчивый мужчина. Взглянул на нас, обнял, как-то странно взволнованно расцеловал, стеснительно поднял вверх кулак и вместе с сопровождавшими его людьми побежал к пьедесталу памятника Руставели, к находившемуся там фонтанчику с питьевой водой. В руках у него была папка вишневого цвета. Он целовался со всеми, кто попадался ему на пути.
— Знаешь, кто это? – спросил отец.
Я покачал головой в знак того, что не признал в человеке знакомого.
— Пармен Маргвелашвили, — сказал папа.
— Пармен Маргвелашвили? Это Пармен Маргвелашвили?
Я не верил своим глазам – меня расцеловал знаменитый народный депутат, почти герой, человек, за которого я столько боролся в школе и во дворе дома… Какой же он простой и приятный человек оказался!
Помню, в тот вечер я еле заснул от перевозбуждения.
Пармен Маргвелашвили действительно оказался простым и очень приятным человеком – наверное, вообще первым и последним простым и приятным человеком в грузинской политике. Настолько простым, что его на Всесоюзном съезде народных депутатов избрали всего лишь членом комиссии по подсчету голосов, что в Грузии было расценено как большая победа. Он ходил между рядами коллег-депутатов и вместе с другими членами комиссии считал мандаты во время голосования; иногда и в телевизоре мелькал, когда ходил по секторам, и мы с радостью и надеждой кричали: «Вот он! Вот он!»
А однажды я даже его голос услышал: «Четыре… Пят… Шест» — он считал мандаты.
— Когда он взойдет на трибуну? Когда мы услышим его речь? – спрашивали мы друг у друга.
— Взойдет, когда наступит время, а сейчас – так нужно, — отвечали более осведомленные.
Не взошел… не выступил.
Так и проходил весь съезд между секторов — напряженный и уставший от подсчета мандатов.
Теперь тетя Циала многозначительно улыбалась мне.
Интересно, я тогда догадался или до сих пор не поумнел, что не так уж и оправданны (в том числе и для здоровья) завышенные представления о политиках — злишься, переживаешь, споришь, об стены бьешься, обнадеживаешь себя, ночами не спишь, днем нервы сжигаешь, а они, когда до дела доходит, максимум и способны, чтоб по секторам ходить. И это в лучшем случае.
Думаю, никому не помешает объективная оценка самого себя, своих способностей.
Однако прошедшие 25 лет независимости доказывают обратное.
P.S. Этот текст, в первую очередь, обо мне – безмолвном избирателе, увлекшемся политикой, разочаровавшемся в ней, и о впечатлениях 26-27-летней давности и, разумеется, никак не о непосредственно Пармене Маргвелашвили – хорошем филологе, самом везучем среди ушедших в политику филологов и в отличие от других вовремя ушедшем из политики достойном филологе, к которому отношусь с такой же симпатией, как и много лет назад.
Опубликовано 7.10.2016