«Карта памяти» азербайджанских эмигрантов
Эмиграция из Азербайджана – явление малозаметное, но отнюдь не малоинтересное, учитывая, как его масштабы, так и специфические особенности.
По данным Migration Policy Institute, в 2020 года общее число граждан Азербайджана, проживающих за рубежом, составляло 1 164 000 человек. Это более 10% от общей численности населения страны.
При «ближайшем рассмотрении» эти цифры распадаются на самые разные категории людей: от реальных и мнимых политических беженцев – до студентов-невозвращенцев, от работяг и торговцев – до высококвалифицированных инженеров и врачей, от квиров – до традиционных семейств.
Более свежей статистики касательно миграции из Азербайджана нет, но можно с уверенность сказать, что за минувшие четыре года на фоне различных внешне- и внутренне политических событий уровень ее сильно возрос.
«Навскидку» можно сказать, что нынешняя эмиграции из Азербайджана – наиболее интенсивная за всю его историю, включая период первой республики 1918-20 годов, советизацию и т.д. Она несравнима даже с масштабами 1990-х, когда лишь немногие могли позволить себе уехать дальше соседней России. Теперь и возможностей больше, и люди более отчаянные (или отчаявшиеся).
Но этот текст – не о том, почему люди уезжают из Азербайджана и как живут на своей «приемной родине». А о том, что остается в их памяти от прежней жизни, как вспоминают они родину «биологическую». В частности – ее столицу, Баку.
Память не равна ностальгии
В рецензии к книге литовского историка Лаймонаса Бриедиса «Вильнюс: город странников» главный редактор издательства Ad Marginem Александр Иванов пишет, что
Город обретает собственную идентичность только в момент, когда возникает временнàя дистанция между его восприятием-перцепцией и его удвоением посредством апперцепции, то есть когда из факта живого опыта он превращается в акт памяти.
А память не равна ностальгии. Многие азербайджанские эмигранты утрачивают эмоциональную связь с Баку даже раньше, чем успевают стать эмигрантами. Собственно, эта утрата эмоциональной связи часто становится дополнительной причиной их отъезда.
Это, конечно, не означает, что они не помнят Баку. Но образ города (даже если они периодически в него наведываются) со временем все больше растушевывается, стирается, и постепенно от реального городского ландшафта на «карте памяти» остается лишь нескольких мест, с которыми связано что-то личное. Несколько декораций, в которых разворачивались те или иные события их жизни.
Память не равна ностальгии… Это рассказ не о ностальгии, а о памяти. О том, что остается в ней после того, как возникает та самая «временнàя дистанция между перцепцией и апперцепцией».
А рассказчики – люди в возрасте 35-45 лет, родившиеся в Баку или прожившие в нем значительное время, и уехавшие более пяти лет назад по разным причинам: из-за политических убеждений и проблем с властями, в поисках душевного комфорта, ради благополучия детей, или просто последовав за любимым человеком…
Все они время от времени – несколько раз в год или раз в несколько лет – приезжают навестить родных или друзей. Но карта Баку в их памяти «датирована» периодом до эмиграции. Тем периодом, когда они еще ощущали себя частью этого города. Когда он еще служил декорацией к их жизням. И рассказывая о городе тех лет, они на самом деле рассказывают о себе.
Айтан, журналист, Грузия
Чаще всего мы с друзьями-журналистами встречались перед зданием Суда по тяжким преступлениям. «Перед», потому что в само здание нас никогда не пускали.
И мы стояли снаружи, ожидая, когда окончится очередное слушание по делу очередного оппозиционера или активиста… Начиная с 2012-2013 годов это стало своего рода традицией.
А чтобы попасть на это место, мне надо было пройти по бывшей улице Басина. Не помню, как она сейчас называется. Там раньше были старые кварталы, которые снесли и разбили на их месте парк. Я всегда шла по ведущему вдоль него тротуару, а не через сам парк, в котором мне было некомфортно. Я ведь своими глазами видела, с каким скандалом выселяли жителей тех кварталов, выплачивая им копейки.
А в более узком кругу, с близкими друзьями мы часто собирались в кафе «Хазар». Понятия не имею, почему мы ходили именно туда. Полуподвальное такое кафе, совершенно лишенное лоска. Но для нас это было safe space что ли… А еще там готовили хингял*.
Джамиль, программист, Литва
Хотя я приезжаю иногда в Баку, но совсем не знаю новые места, появившиеся после моего отъезда. Баку остался для меня в точности таким, каким я покинул его более десяти лет назад. И теперь, когда приезжаю, меня хватает только на то, чтобы дойти по знакомому маршруту из точки А в точку В. Хотя, честно говоря, я не особо хорошо знал город, даже когда жил там.
Из всего города в моей памяти уцелели, преимущественно, места, с которыми связаны какие-то романтические моменты. Первое свидание, первый поцелуй…
Есть одно место недалеко выше станции метро «Баксовет»** – там, где город начинает взбираться вверх. Там есть такой… укромный дворик с детской горкой и советской мозаикой. Я помню, как сидел там со своей первой девушкой и не понимал, что делать. Не понимал еще даже, что это будет моя девушка. Мне кажется, мы даже не целовались тогда. Было хорошо и волнительно. Впервые – так… Хотя мне было уже довольно много лет, 19-20 что ли. Ну, я вообще все в жизни поздно попробовал.
Гаиб, психиатр, Германия
По молодости – в студенческие годы и после – мы с друзьями постоянно занимались каким-то творчеством: КВН, рэп-группа, что-то еще… Все время придумывали проекты и собирались на чьей-то квартире, чтобы над ними работать. Писали сценарии, репетировали. Привязав микрофон к швабре, записать новый рэп… Ночи напролет. Все это тогда казалось очень важным.
Кажется, я никогда не знал адресов этих квартир, но помню ведущие к ним маршруты. Доехать на метро до станции «Нариман Нариманов», пройти сто метро и повернуть налево, во двор пятиэтажки… И помню, как были обставлены эти квартиры. Особенно хорошо запомнились холодильники. Они имели для нас особый символический смысл. Потому что «Дружба – это когда ты в чужом доме можешь открыть холодильник и взять, что хочешь, не спрашивая разрешения». Так шутили мы тогда.
Я помню это, но никогда не вспоминаю. Сейчас, чтобы рассказать об этом, мне пришлось напрячь память. Причем эти воспоминания не вызывали во мне никаких эмоций.
Только в очередной раз убедился, что помню не места, а людей. Люди – главное, что есть в нашей жизни, единственное, что имеет собственный смысл.
Масума, пианистка, Германия
Моя бакинская память навсегда застыла на пересечении проспекта Истиглалият и улицы Ахмеда Джавада. Наверное, потому что я долгие годы проходила по этому маршруту в музыкальную школу. И часто встречала там одного человека.
Это был бродяга лет пятидесяти, с приятным лицом, всегда в длинном темном пальто и шапке. Многие его знали, знали даже, что он из интеллигентной семьи, но никто не знал его имени.
Он постоянно бродил в том районе, будто искал что-то потерянное или никогда ему не принадлежавшее. Мне казалось, что своим существованием он придавал этим улицам некую осмысленность что ли… Он казался таким одиноким… но в нем не ощущалось безнадежности.
Словно за воротом своего старого пальто он всегда носил с собой утешительную мысль о том, что он «ЕСТЬ». А однажды я вдруг осознала, что его больше НЕТ…
Я помню, как ходила по тем улицам. И помню, как потом сбежала с них. Я порвала с ними, и поток времени уносил меня в новую жизнь, подальше от этих мест… Мне страшно, что однажды я совсем их забуду. А значит – забуду ту себя, которая шла по тем улицам в музыкальную школу…
Ниджат, юрист, Чехия
Замдиректора Театра юного зрителя был другом моего отца и в детстве я облазил там каждый угол. А больше всего любил заходить в гримерку к покойной уже актрисе Гюльшан Гурбановой. Куча ярких костюмов, баночек-скляночек непонятного мне назначения – все это впечатляло и зачаровывало. А Гюльшан Гурбанова всякий раз целовала меня, и я краснел от смущения.
А уже в подростковом возрасте нас с ребятами очень впечатлил первый в Баку унисекс-туалет в кафе «Фируза» в центре города. Ну, или по крайней мере, первый унисекс-туалет, который мы увидели.
Неподалеку от этого кафе мы катались на роликах – на мраморных лестницах, ведущих вниз от памятника поэту Низами Гянджави. В нашей компании была одна девочка, Айка. «Звезда» во всех смыслах. Самая крутая роллерша, да еще и ведущая самой популярной на тот момент подростковой передачи «Чердак».
Но настоящий простор был на мотодроме, где мы водили учебные автомобили. Мне тогда лет 14 было.
С тех пор я не садился за руль и машину водить так и не научился.
P.S.
В фотографии есть термин «мультиэкспозиция» – наложение нескольких кадров. Так воспоминания о разных городах со временем накладываются одно на другое, накладываются друг на друга прошлое и настоящее, объединенные общим ощущением, схожестью ситуаций, действующими лицами.
И в памяти своей, выглядывая в 2006 году из окна чьей-то квартиры в центре Баку, ты видишь каштаны, цветущие в европейской провинции десятью годами позже.
Или, ступив в прокуренный полумрак берлинского бара, оказываешься в бакинском заведении «для маргиналов», закрытом много лет назад, потому что и владелец, и все завсегдатаи разъехались кто куда.
Время от времени они встречаются вновь – уже в других городах и других заведениях. Неизменно спрашивают друг друга, кто когда в последний раз бывал в Баку. И с годами все чаще выясняется, что одним ездить туда небезопасно, а другим – неинтересно, потому что города, сохранившегося на карте их памяти уже нет на карте реальной.
* Хингял — блюдо из теста и мясного фарша;
** В 2007 году станцию метро «Баксовет» переименовали в «Ичери Шехер», но в разговорной речи части используется старое название.
Статья написана в рамках проекта CISR e.V. Berlin «No Border Space» при поддержке программы The German Federal Foreign Office «Eastern Partnership Programme».
