Единственный в Грузии доисторический трилобит и Сталин
Рассказы о Тбилиси и Сухуми
Геолог, экономист, писатель и художник Важа Какабадзе считает себя коренным тбилисцем, хотя он родился в Абхазии. С Тбилиси у него связаны главные воспоминания. О них и рассказ.
Многие думают, что этот находящийся в Тбилиси на проспекте Агмашенебели дом под номером 95-а построен на рубеже 19-20 веков или даже раньше. Так он выглядит. На самом деле — в 1950-х годах, а нынешний свой вид получил вообще в 2011 году, после реконструкции проспекта.
Этот дом был построен для сотрудников Центрального комитета Коммунистической партии Грузии. Но в 1963 году, когда семья Важи Какабадзе переехала из Абхазии, партийные работники в нем уже не жили.
Важа учился в третьем классе, когда его семья переехала из Гудаута в Тбилиси. В то время жилье было государственным, и купля-продажа была невозможна, поэтому они поменялись квартирами. Причем обмен был довольно сложным:
«Изначально в моей сегодняшней квартире жила одна женщина, она была еврейка. Она хотела переехать в Москву. А в Москве жила абхазская семья, которая хотела в Абхазию. И вот мы все втроем и поменяли свои квартиры и все остались очень довольны».
Сегодня, через 50 лет после тех событий, из прежних соседей Важи уже никого не осталось. Ему и самому хочется перебраться на новое место. Но все никак не решится уехать из своего квартала, из своего дома, со своей улицы, которая во времена его детства называлась «Плеханова».
«Нашими непосредственными соседями была потрясающая семья Энукашвили. Они все работали в Театре юного зрителя и часто приглашали нас на спектакли. Все соседи собирались и вместе шли смотреть представление. Некоторые спектакли я несколько раз смотрел и даже сейчас помню чуть ли не все мизансцены.
В 1970-х годах началась массовая репатриация советских евреев, и Энукашвили уехали в Израиль. Мы, все соседи, очень переживали. А они позже написали, что сильно скучают и даже думают купить назад свою бывшую квартиру — собирались каждый год приезжать и там останавливаться. Но в условиях советского режима эта идея была неосуществима.
Этот шестиэтажный дом был рассчитан всего на шесть семей. Между соседями были такие теплые отношения, что и иные родственники могли позавидовать — дни рождения отмечались дома, летом допоздна сидели во дворе, если у кого возникала проблема, соседи всегда помогали.
Сегодня такой образ жизни между соседями уже ушел в прошлое».
«В арке на входе в дом есть ниша. Сегодня она никому не нужна. А в моем детстве там сидел часовщик-курд. Как его звали, не помню, зато его лицо и сейчас перед глазами. Потрясающе энергичный был человек.
Потом на другой стороне улицы у него появился конкурент, который стал более успешным. И «наш» часовщик просто взял и затеял новое дело – стал заправлять чернилами шариковые ручки, они тогда были дорогим новшеством, и такая услуга пользовалась большим спросом. При этом с детей нашего двора он денег за заправку не брал.
Еще помню другого курда из моего детства. Он ходил с коробкой и продавал мороженое. Его душераздирающий вопль «Мороженое!» сотрясал округу. Я был маленький, подходил к нему и напускал на себя несчастный вид. И он часто дарил мне мороженое.
А еще в будке около моей школы работал невероятно добрый курд — сапожник по имени Габо. Если он замечал бедного ребенка, обязательно мелочь ему подбрасывал. В нашем классе учился сирота по фамилии Киколеишвили, бабушка его растила. Как-то увидел Габо его в изношенной обуви — и бесплатно сшил ему новую пару».
«Меня крестил русский ученый по имени Слава Мухин. Вообще он жил в Куйбышеве, в России, но часто приезжал в Тбилиси и останавливался у нас.
Мои родители познакомились с ним еще когда жили в Гудаута. Он с матерью приехал из Куйбышева туда отдыхать, и они искали квартиру, чтобы ее арендовать на несколько дней. Наша семья комнаты отдыхающим не сдавала. Но когда мама случайно узнала, что им негде остановиться, пригласила их к нам переночевать. Поужинали, пообщались. И моим родителям они так понравились, что наутро их никуда не отпустили.
Так и прожили Слава с матерью у нас дома две недели, и мама их предупредила, чтоб не смели об оплате заговаривать. Вместе ходили на море, мама вкусно готовила, вечерами вместе гуляли по набережной.
И вот в какой-то день они предложили – давайте покрестим детей. В то время любые отношения с церковью не одобрялись, даже угрожали карьере. Мама отца на пару дней отправила в деревню, чтобы выглядело так, что он якобы не в курсе происходящего, а нас, детей, без лишнего шума повели в церковь. Меня покрестил Слава, а мою сестру – его мама. Вот так сблизились наши семьи».
«Моего отца звали Владимир Какабаде, он был офицером.
Во время второй мировой войны он служил в деревне Кеда в Самцхе-Джавахети, там дислоцировалась советская военная база.
Там он познакомился с Русудан Гагуа, она там работала в сельской школе учительницей немецкого языка».
«Они поженились, а к тому времени и война закончилась. Мой будущий отец уволился с военной службы, и семья уехала в Абхазию, в Гудаута. Он получил туда назначение по линии партии работать директором Дома просвещения, в те времена это так делалось. И в Гудаута у них родился пятый ребенок — я.
Гудаута – это во всех смыслах моя родина. Наш дом находился на улице Киарази, 14. Когда мои родители туда приехали, там даже водопровода не было. По соседству жила прекрасная абхазская семья Тарба. У них был собственный дом с большим двором, и там был во дворе кран. Они разрешили ходить к ним во двор за водой в любое время. А потом, чтобы сократить нам путь до крана, вообще убрали свой забор.
Так началась дружба между нашими семьями. Родители, уходя на работу, оставляли меня на их попечение, там все время кто-то был дома. Я целые дни проводил у них, очень дружил с самым младшим мальчиком, его звали Аслан.
Еще у него был брат Лулу, намного старше нас. Ему было тогда года 24-25. С ним связана трагическая история, которая произошла в конце 1950-х годов.
Дело в том, что близкие родственники Тарба в 19-м веке в период мухаджирства во время войны с Российской империей, вынуждены были переселиться в Турцию. Лулу эта история не давала покоя. Ему не нравился советский строй, и он хотел убежать в Турцию к тем своим старинным родственникам. Об этом взрослые говорили шепотом между собой, и я подслушал.
И вот в один из дней Лулу исчез. Позже семью известили, что он утонул в море. Оказывается, Лулу добыл лодку, вышел в море и взял курс на Турцию. Тогда говорили, что несчастье случилось потому, что на обычной лодке переплыть море невозможно. Но другая версия, о которой тоже говорили, что его поймали пограничники, звучала более правдоподобно. Тем более, что тело семье так и не передали. Семья не смогла открыто оплакать сына. Боялись наказания. Предположительно, его все-таки расстреляли».
С отцовской стороны предки Важи Какабадзе родом из села Кухи Хонийского района, из сословия духовенства:
«Как-то отец повез меня в деревню к дедушке Арсену. Мне было что-то около восьми лет. И вот я решил его порадовать своими успехами и с выражением продекламировал стихотворение о Ленине.
И тут дед схватил палку да как огрел меня ею! И говорит: «Чтоб вам пусто было — и тебе, и Ленину твоему, и учителю заодно!»
Я тогда не понял, что случилось. Только уже гораздо позже все стало для меня понятно.
До советского режима Арсен Какабадзе служил в церкви. Как-то вечером в их дверь постучал незнакомец и попросился на ночлег. Арсен впустил его в дом, накрыл стол, налил вина, путник разговорился.
Он оказался революционером, прятавшимся от царской охранки. Он говорил о том, как царь душит свободу, о неравноправии, о классовой борьбе. Мой дед революционные идеи не разделял, но не возражал, слушал. Но гость разошелся и стал развивать идею о конфискации земель у людей и необходимости репрессий. Тут мой дед Арсен рассердился и прогнал гостя.
А через годы в новом советском лидере он узнал непрошеного гостя. Это был Иосиф Сталин».
«На четвертом курсе геолого-географического факультета нас повезли на практику в горы, в регион Рача, в ущелье Буби. Это примерно 3000 метров над уровнем моря. Мы получили задание найти горный хрусталь у истоков речки Бубисцхали.
И вот как-то, работая там, я заметил на берегу необычный маленький кусочек чего-то. Огляделся по сторонам, убедился, что никто меня не видит, и спрятал в карман эту штуковину.
Только спустя год, когда я уже начал работать в управлении геологии, решил наконец разобраться, что же это такое. Оказалось, что это окаменелые останки трилобита. Это такое морское животное палеозийской эры. То есть оно жило несколько сотен миллионов лет назад! Этот трилобит вообще подтверждает предположения ученых о том, что когда-то Черное и Каспийское моря составляли единое целое.
В общем, в конце концов я заявил о своей находке, снял грех с души. Но тот уникальный трилобит — единственный в Грузии — так и остался у меня дома».