В чем дело? Что такого натворили "националы"?
Фото: Даро Сулакаури
Есть у меня один знакомый иностранец из страны, являющейся членом Евросоюза. Регулярно приезжает в Грузию, даже в Сигнахи купил дом. Друзьями обзавелся и спокойно принял местные нравы и обычаи. Одно «но» только — долгое время он никак не мог понять, за что большинство его знакомых и друзей терпеть не могут Михаила Саакашвили. Понятно, что он авторитарен и во многом ошибался, использовал полицию и спецслужбы против оппозиции, но он при этом прозападный, искоренил коррупцию, при нем государственные структуры стали походить на то, на что и должны были и т.д. Одним словом, он, как хорошо натренированный пропагандист, заводил разговор на эту темы и приводил те аргументы, которые мы и без него часто слышали от сторонников «Национального движения».
Так продолжалось достаточно долго — до тех пор, пока он сам однажды не объявил, что понял, за что народ ненавидит власть Саакашвили – чтобы это понять, надо жить в Грузии и непосредственно почувствовать его правление, на своей шкуре.
Я вспомнил этот случай, потому что он типичный и знаковый – во-первых, потому что «Национальное движение» тоже долго не понимало причин ненависти к себе, а, во-вторых, потому что в конце концов «националы» это поняли и как именно поняли.
С точки зрения Запада
Иностранцу действительно трудно понять те отвращение и ненависть к Саакашвили, которые существуют в грузинском обществе, но людей нельзя упрекать за это.
Со всей ответственностью могу заявить, что мы имеем дело с неким особенным случаем — для многих «Национальное движение» является не просто неприемлемой политической силой, с присущими ей недостатками, а каким-то онкологическим злом, бандой жестоких убийц и маньяков, получающих удовольствие от уничтожения людей, пыток и сексуальных перверсий.
Тема была бы исчерпанной, если бы подобное отношение царило просто в большей части общества и все. Но ненависть к «националам» оказалась серьезным трендом, который уже несколько лет успешно эксплуатирует правящая «Грузинская мечта». Ужесточение ненависти к «националам» является одним (если не единственным) из ясных и последовательных ее посылов. Представители «Грузинской мечты» и их сторонники период правления «Национального движения» абсолютно серьезно считают более худшим, чем режимы Гитлера и Сталина, и не только считают, но и на полном серьезе говорят об этом зарубежным политикам и дипломатам.
Но как объяснить почтенному иностранцу, что власть, отличавшаяся прозападной и антироссийской направленностью, при которой существовала политическая оппозиция, функционировали два оппозиционных телеканала (правда, их вещание охватывало только Тбилиси, но все-таки), работало множество оппозиционных газет и интернет-изданий, был актитвен неправительственный сектор, проходили многотысячные митинги, и которая, в конце концов, сдала управление страной в результате выборов, — не отличалась от тех режимов, при которых оппозиционная мысль убивалась в зародыше, а миллионы людей были истреблены по политическим, идеологическим, классовым и расовым признакам? Разговоры о нечеловеческом режиме Саакашвили для любого иностранца звучат неправдоподобно. Они понимают, что Саакашвили был авторитарным правителем, что при нем контролировались медиа, бизнес, суды, что за людьми следили, их прослушивали, что спецслужбы и так называемые зондер-бригады запугивали и терроризировали народ, а в тюрьмах пытали заключенных, но все это, разумеется, не сравнимо с масштабами диктатур Пиночета, Маркоса или Сомосы (к слову, все эти режимы в свое время поддерживались Западом), не говоря уже о Гитлере, Сталине или Поле Поте. В качестве аргумента не подойдет и список людей, погибших во время правления «Национального движения», к которому часто апеллируют различные агентства, — ведь в этом списке, где и пятидесяти имен не наберется, абсолютное большинство — криминалы, ликвидированные в ходе спецопераций полиции.
Три пика одной боли
Ненависть к «Национальному движению» можно объяснить тремя причинами, которые, можно сказать, находятся на поверхности и которые относительно легко можно заметить.
Первая причина. Ее часто называют даже апологеты «Национального движения»: консервативный и ретроградный сегмент грузинского общества оказался не готов к революционным реформам, которые были направлены на модернизацию и вестернизацию грузинского государства и общества. Подобное объяснение логично и хорошо «продается» на Западе, поскольку отторжение радикальных реформ характерно для посткоммунистических стран. Хотя это не является ни главной, ни единственной причиной. И такая интерпретация может служить лишь частичным объяснением.
Ясно, что консерваторов и ретроградов в Грузии в тот период действительно было много, но реформы «националов» затронули не только их, но и несправедливо задели интересы многих нейтрально настроенных людей. По ходу реформ действительно было допущено много несправедливости и грубых нарушений прав человека. У людей возникло чувство морального превосходства над «националами» (что всегда проявляется у испытавших несправедливость), и это чувство не исчезло по сей день.
Вторая причина. «Национальное движение» — единственная партия в истории независимой Грузии, которая не только не исчезла, потеряв власть, но и сохранила сторонников и сегодня является самой рейтинговой оппозиционной политической силой.
Это очень необычно не только для Грузии, но и для всего постсоветского пространства.
В отличие от бесследно исчезнувших в начале 2000-х годов «Союза граждан» Эдуарда Шеварднадзе и «Возрождения» Аслана Абашидзе, «Национальное движение» оказалось сплоченной политической командой, которая сегодня активно участвует в политической жизни страны. Это очень раздражает тех, кто заслуженно ли, несправедливо ли пострадал в период правления «Национального движения», тех, кто надеялся на то, что никогда больше не увидит в политике представителей этой партии.
Третья причина. С первого же дня прихода во власть «Грузинская мечта» постоянно апеллировала к восстановлению справедливости и твердила о смертельной схватке с «Национальным движением». Она «подпитывала» своих сторонников откровенной бранью в адрес «Национального движения», но на деле собственную пропаганду соответствующими мерами подкрепить не смогла. Вместо этого, сторонники новой власти слышали резкие ответные заявления лидеров «Национального движения». И это порождало в обществе чувство бессилия.
И действительно, каково сторонникам правящей «Грузинской мечты» видеть, как те, кого власть называет врагом страны, с ней же вместе в одной делегации ездит в Совет Европы, где эти «враги» начинают выступать с трибун и на гораздо более качественном английском языке, чем их обвинители, обличают этих самых обвинителей? Словом, власть создавала икону врага, создавала ожидание поражения этого врага, а тот продолжал себе жить. И более того — то с международной трибуны, то в эфире самого популярного телеканала делал острые выпады в адрес самой власти. И это продолжалось четыре года.
Четвертая причина
Каждая из вышеприведенных причин все-таки не объясняет феномен особенного отношения к «Национальному движению». Пазл не складывается, на мой взгляд, из-за отсутствия одной важнейшей детали.
Понятно, что пострадавшие в период Саакашвили люди ожидали обещанных компенсаций, и, возможно, их пустые ожидания переросли в недовольство и озлобленность. Но среди озлобленной части населения немало тех, кто никак непосредственно не пострадал в период правления Саакашвили.
Здесь уместно спросить — чем же эти люди так задеты? Ведь и во времена Шеварднадзе было много несправедливости. Повсеместная коррупция, мучительный энергокризис, граница до реки Чолоки, разгул криминала Это ведь все не привиделось?! В полиции ведь и тогда избивали и мучили людей! Я лично знаком с человеком, которого в 90-х абсолютно ни за что так избили в полиции, что он целую неделю потом не мог двигаться. А во времена Саакашвили его никто не ловил и не сажал, и, тем не менее, он «националов» ненавидит куда сильнее, чем Шеварднадзе.
Так в чем дело? Что такого натворили «националы», что по сей день не забывается. Для ответа на этот вопрос придется начать издалека.
В Советском Союзе в период так называемого «застоя» все публичное пространство представляло собой одну сплошную фальшь. В этом пространстве было вполне допустимо белое называть черным, или, наоборот, в ходу была ложь, а «кидалово» и воровство считались морально допустимыми.
Параллельно с этим пространством существовало приватное – круг близких и друзей, где черное было черным, а белое – белым, где недопустимо было обманывать друг друга, где ценились верность, солидарность, добро, а личность человека определялась именно его действиями и поступками в этом пространстве.
В период так называемого «застоя», в отличие от эпохи Сталина, государство в это второе, приватное, пространство фактически не совалось. Здесь можно было все, что не допускалось публично. То есть диссидентство или высказывание правды в публичном пространстве каралось жестоко и неукоснительно, но в приватном пространстве можно было говорить что угодно.
Подобная общественная мораль фактически была ничем иным как двойными стандартами. Это неписанное правило, по которому жила вся Грузия и которое въелось в плоть и кровь всего общества.
Период независимости эту двойную мораль разрушил, но не выкорчевал, поскольку была стерта грань между публичным и приватным пространствами, и стало непонятно, что морально, т.е. «допустимо», а что – нет. Мы и сегодня находимся в моральном «аджапсандале» (винегрете), и многие наши беды проистекают именно из этого неведения.
Сегодня в нас фантомными болями отдаются осколки двойной морали. Это выражается в том, что, с одной стороны, нам катастрофически не хватает гражданской ответственности, а с другой — мы не выносим вмешательства государства в приватное пространство, в т.н. «дом». «Дом» — это настолько сакральное пространство, что даже самый отъявленный гомофоб считает, что в своем доме «лгбтэшники» могут делать, что им вздумается. И это является совершенно непредставимым допущением со стороны любого иностранного гомофоба.
Полный контроль приватного пространство характерен для тоталитарной системы, и это мы прошли в Советском Союзе. Хотя сегодня Советский Союз в нас – больше пережиток брежневской эпохи, чем сталинской. Нынешнее среднее и старшее поколения выросли на двойной морали периода «застоя», а не на сталинистской дисциплине.
Думаю, что в свое время власть Саакашвили нарушила именно эту неписаную моральную норму – «Национальное движение» вызвало в нас ощущение того, что врывается в наши «дома».
Визуальной иллюстрацией этого чувства стали, например, выселения с улицы Табукашвили и выдворения беженцев из занятых помещений. В целом же это чувство стало результатом государственной политики, требовавшей политической лояльности не только в публичном пространстве (советский опыт позволил бы грузинам спокойно перенести это), но и в приватном пространстве – то есть «дома».
Для кого-то такой подход, возможно, был олицетворением мощи государства, но для большинства контроль над приватным пространством оказался жизненно неприемлемым. Поэтому режим Саакашвили испытал на себе невиданную доселе ненависть. Народ не простил Саакашвили интервенцию в сакральное пространство, и сегодня претензии «Национального движения» на возвращение во власть расцениваются как очередная попытка вторжения в «дом». И реакция на это соответствующая.
И тот мой знакомый иностранец, рассуждая о том, что для понимания отношения к «Национальному движению» необходимо на себе испытать их правление, подразумевал именно это. Вторжение в приватное пространство для европейца также неприемлемо, как и для грузина. Просто в отличие от нас, у европейцев устоявшиеся парадигмы в отношении публичного и общественного пространства, нам же это еще только предстоит.
Однако если «Национальное движение» общественную модернизацию пыталось провести железной рукой и вторжением в дома, то сегодняшняя власть вообще не думает о чем-то подобном. Ее мысли откровенно витают где-то в другом месте. Подозреваю, что она сама не знает, где.
Вместо эпилога
Слышен вопрос: что нас спасет от всего этого? В любом случае ведь ненормально, когда парламентские выборы с большим преимуществом выигрывает партия только потому, что электорат опасается возвращения во власть «националов». Это признают и ее сторонники, соглашаясь с отсутствием каких-нибудь серьезных достижений у победителей.
Ответ короток и пессимистичен: ничего, поскольку полагаю, что практически исключено, что:
а) «националы» осознают свою вину и покаются во вторжениях в «дома» граждан;
б) власть откажется от политики создания иконы врага из «националов»;
в) исчезнет страх перед возвращением во власть «националов» у тех, кто не может их терпеть именно за вторжение в приватное пространство.
Единственный теоретический выход из создавшейся ситуации в том, что подрастет новое поколение, которое непосредственно на себе вторжений «националов» не испытало и их реформами не вдохновлялось, а власть не «утомит» народ своей неспособностью. И параллельно со всем этим сформируется некий новый политический центр, к которому потянется электорат. Хотя каким будет политический состав этого нового центра, на данном этапе сказать сложно.
Приношу свои извинения за то, что не смог порадовать чем-то радостным и обнадеживающим, но — что делать. Как говорят — c’est la vie – такова жизнь.
