Азербайджанцы о дедах-ветеранах

9 мая в Азербайджане отмечают как День Победы над фашизмом. Это, конечно же, и день споров о том, насколько праздник ‘наш’ и как его воспринимать. Для кого-то это день скорби по жертвам, положенным республикой на алтарь навязанной нам войны. Для кого-то — праздник торжества добра над злом. Но, во всяком случае, у каждой азербайджанской семьи есть своя история о Второй мировой. И если у истории оказался счастливый конец и солдат вернулся домой —  внуки бережно хранят его рассказы, чтобы передать дальше — своим детям.

Наталья

 Наталья и ее дед, ветеран Второй мировой войны Леонид Абдуллаев, 1924 года рождения

Дедушка убежал на фронт в 16 лет. Пришлось делать это тайно, потому что несовершеннолетних отказывались зачислять.

Его первые впечатления о войне — это колонна танков и машин, ее мерное движение и постоянный хруст, едва уловимо слышимый на протяжении всего пути. «Сначала я думал, что это земля, — рассказывал дедушка, — но потом увидел, что машины едут по трупам. Под колесами хрустят и перемалываются кости, лица, и стоит спрыгнуть на землю, сапоги становятся бурыми и липкими от крови». «Страшно?!» — ужаснулась я. «Сначала страшно, а потом так привыкаешь, что уже не замечаешь этого».

До перевода в артиллерию дедушку назначили командиром штрафбата. Его ‘команда’ делилась на две группы: заядлые уголовники, переговаривающиеся на жаргоне, и ссыльные политзаключенные, цитирующие Плиния старшего.

Понятное дело, что обстановка была напряженной. Но дедушку, семнадцатилетнего мальчика, любили и те, и эти, и называли его ‘сынком’, постоянно опекая. Вскоре над его головой разорвался снаряд, он получил ранения и был контужен. Везти в госпиталь было опасно, все пути находились под обстрелом. Тогда штрафбат заявил: они сами выходят ‘сынка’ и никуда не отпустят.

Пока он болел, стычек в батальоне не было.

Он участвовал во взятии Вены и Будапешта, никогда не рассказывал о боях, а всегда только о том, какой Вена чудесный, красивый город, и как ему повезло там побывать. Рассказывал о том, как советские солдаты, тогда уже имевшие хорошие пайки, отдавали их голодающим женщинам и детям в деревнях и пригородах.

Почти все его однополчане вернулись из Европы на родину с большим количеством золота. Ювелирные магазины после взятия городов стояли открытыми и разбомбленными, чем солдаты и пользовались. К огромному удивлению бабушки, он не привез с войны ничего, кроме стальной бритвы, которой брился следующие 60 лет, и удивительно тонкой розовой бумаги для писем, с вензелями, и такими же конвертами, из очередного разбомбленного магазина. На вопрос «почему» он ответил — красивые же.

«У меня только один праздник, это — 9 мая, — всегда говорил дедушка. Это мой день рождения, мой Новый год, и все остальное».

Дед учил меня кататься на велике: бежал за мной довольно лихо, держа сидение. Мы с ним играли в футбол, волейбол и во все мальчишеские игры, что я любила. А еще он научил менять розетки и чинить пылесосы.

Екатерина

Екатерина и ее дед Александр Николаев, 1918 года рождения

А я деда никогда не видела, но слушала рассказы матери о нем, приложила все силы, чтобы найти информацию о местах, в которых служил.

Он был из села Черный Яр Астраханской области. У них на семью с шестью детьми была всего одна корова. Но их посчитали «кулаками» и сослали в Казахстан. Это было в 1923 году. Младшая сестра деда, которой было тогда 4, умерла по дороге, там же, по дороге, и похоронили. После Казахстана вернулись снова в Черный Яр. Отсюда же он был призван на военную службу еще в 1939 году. Пошел сразу на Финскую войну, а потом, в 41 году, отправили на фронт. Был пулеметчиком, служил в 201-ом зенитно-пехотном полку. Попал в плен в июле 41 года. Рядом с ним разорвалась бомба, он был контужен, ничего не видел и не слышал, так его и забрали в плен.

Маме он никогда не рассказывал ни о войне, ни о плене, но по обрывкам отдельных разговоров сделали выводы, что он сидел в концлагере в Прибалтике, в Саласпилсе. Не просто сидел, а даже строил его. От газовой камеры его спасла женщина, полячка. Дед никогда не рассказывал о ней ничего, но ее фотографию пронес через всю войну и хранил ее до самой смерти. Мы долго пытались выяснить имя веселой белокурой женщины на фото, спасшей деда, но безуспешно.

Всем бывшим военнопленным грозила Сибирь, но дедушке повезло – ему, видимо, попался добрый НКВД-шник, который не только не сослал его, но и, скорее всего, уничтожил все документы. Я обращалась куда только можно, писала во все инстанции, даже запрашивала архив Министерства Обороны России, но так ничего и не нашла. Такое впечатление, что человека просто не существовало.

Сам он никогда не рассказывал ничего ни о фронте, ни о плене. Поделился только с братом, наказав держать все в секрете. Брат до самой смерти в 1962 году так никому ничего и не рассказал.

Гаиб

 Гаиб и его бабушка Тамара Воронина, 1923 года рождения

Она родилась в городе Татарск Новосибирской области. После школы собиралась пойти в балерины, но через несколько дней после выпускного началась война. Естественно, юная Тамара пошла, как и все, на войну.

Итак, война позади. Пора возвращаться домой. Не знаю, как это получилось географически, но возвращаться пришлось транзитом через Баку. И вот они с одной девушкой сходят на вокзале нашей столицы с вещами и располагаются в зале ожидания, чтоб сесть на утренний поезд, который умчит их далеко-далеко. Тамара Воронина уснула в зале ожидания, и мне неизвестно, какие именно сны ей снились, но доподлинно знаю, что её спутница никаких снов не видела. Дело в том, что, когда Тамара проснулась, она не обнаружила ни спутницы, ни вещей.

В украденных вещах лежали также документы и билеты. И вот Тамара Воронина одна в незнакомом ей городе. Что делать?

Не знаю всех подробностей, но Тамара стала работать в разных местах, чтоб прокормить себя. Одним из таких мест стал «Дом для инвалидов».

Среди её, скажем так, пациентов был один, за которым она ухаживала каким-то особым душевным способом. Через некоторое время Тамара обнаружила, что беременна. Пациент не стал увиливать и предложил ей руку и жениться.

Он был азербайджанец, и его родня была очень против. Но мужчина был настойчив и брак случился. От этого брака родилось два сына. Спустя некоторое время, муж Тамары Александровны ослеп и ей пришлось почти в одиночку растить детей и ухаживать за мужем.

Потом муж скончался. Потом выросли дети и завели свои семьи.

Тамара Александровна всю оставшуюся жизнь прожила с одним из сыновей, у которого есть сын и дочь. Сын (это я) носит имя своего дедушки, того самого инвалида, за которым так успешно ухаживала Тамара Александровна, теперь уже Алиева.

Еще совсем недавно она была жива – она прожила без четырех месяцев 90. Она тоже ослепла, но сама на ощупь передвигалась, стирала своё бельё. Единственное, что она не могла сделать сама, это налить чай и положить еды в тарелку. Каждое утро она через силу заставляла себя встать, заправить постель, выйти из спальни.

Она говорила: «Самое главное — не останавливаться».

Фархад

  Фархад и его дед Гадамшах Садыхов, 1921 года рождения

Мой дед пошел в армию в августе 41-го, только окончив медицинский институт. Он участвовал в обороне Москвы, в одном из боев заменил погибшего командира и повел батальон в атаку. Сам он был при этом только военврачом. За инициативу и смелость его наградили орденом Боевого Красного Знамени.

Тогда его батальон окопался в населенном пункте неподалеку от Ростова, в Крюкове. Ожесточенные бои ожидались в другом направлении, поэтому там все было относительно спокойно. Командир батальона с отрядом пошли встречать продовольственный обоз и еще несколько батальонов, которые должны были соединиться с батальоном Гадамшаха для наступления. Но этот отряд перехватили и разбили немцы. А потом направились в Крюков.

Гадамшах взял командование на себя. Но людей было очень мало. А в Крюкове был какой-то музей народных музыкальных инструментов. И вот, когда немцы подошли, он построил солдат и выдвинул часть батальона прямо на немцев. Они взяли все музыкальные инструменты и стали играть и петь, в общем, шумели, как могли. Немцы растерялись. Тем более, что там были какие-то этнические дудки и звук был очень громкий и странный. Пока немцы пытались понять, что происходит, вторая часть отряда подобралась с тыла и напала на немцев.

В 43 году деду было всего 22 года, когда он стал майором. Потом была контузия, одно тяжелое и одно легкое ранение – полный набор. И множество медалей за боевые подвиги.

Сам я его не знал, дед умер в 66 году, но отец рассказывал о нем. Говорил, что дед мало спал и много читал, преподавал в медицинском университете, и попутно писал философские книги и стихи. Говорили, что он был дружелюбным и гостеприимным.

Прожил он мало, всего-то 45 лет, и главное, что у меня сохранилось от деда – это стихи, его газетные статьи, очерки. Последние датированы 65 годом, за 15 лет до моего рождения.