Лесбиянки в Азербайджане
Нигяр
М
ы встретились с Нигяр в людном кафе в торговом центре. Она невысокая, крепкая, двигается резко, как подросток. Но ухоженные волосы и аккуратный макияж выдают девушку, тщательно следящую за своей внешностью. Она смущается и во время беседы избегает смотреть в глаза. Ответы скупые и сдержанные, но в то же время она не отказывается назвать свое настоящее имя, место, где учится — «Никаких проблем!». У нее открытый профиль в сети Facebook, с настоящими именем и фамилией.
Глядя на нее, вспоминаю сюжет, увиденный по местному каналу несколько лет назад. Журналисты брали интервью у девушки-лесбиянки. Стерлись из памяти вопросы и ответы, осталась только картинка: как она старалась спрятаться за занавеской из волос, как исподлобья смотрела, как коротко и угрюмо отвечала.
Нигяр вообще не склонна что-то скрывать. Скупость ее ответов вызвана не осторожностью, а тем, что на некоторые вещи она смотрит легко.
Нигяр 19 лет. Она студентка второго курса университета Одлар Йурду, учится на переводчика. О ее ориентации знают близкие люди — двоюродные сестры, несколько одногруппниц.
«Все восприняли нормально», — уверенно отвечает она.
Что ее привлекают девочки, Нигяр поняла рано — ввосемь лет.
«Когда я смотрела сцены с поцелуями в фильмах, я заметила, что мне больше нравятся девушки». Первая подруга появилась у нее в 12 лет: «Мы познакомились в интернете, в чате, ей было 18 лет. (https://bellarinova.com) Мы часто общались по телефону, она заходила за мной. Я пропустила весь май в седьмом классе, потому что встречалась с ней, мы почти целый день проводили вместе. Любви между нами особой не было, так, наверное, просто притяжение. Мать что-то заподозрила, устроила скандал. В итоге узнала вся школа. Понятно, что никто этого не принял, я потеряла всех своих друзей».
Именно тогда Нигяр и сделала первую попытку каминг-аута — попробовала сказать матери, что ей больше нравятся девочки. «Видимо, она не поняла этого толком. Этот разговор потом забылся».
Понимание своей природы Нигяр никак не напугало:
«С 12 лет я начала читать о гомосексуальных отношениях в интернете, все узнала о них. Мне не было странно или плохо.
Я думаю, понимание своей «нестандартности» по большей части идет из семьи, а в моей семье меня не прессуют, потому что ничего не знают».
По словам Нигяр, ей это мешает:
«Мне бы хотелось не прятаться. Да, я планирую уехать после института, но мне было бы легче, если мать знала, что я лесбиянка».
Мать, по словам Нигяр, агрессивно реагирует на все гомосексуальное:
«Если она видит по телевизору, что избили или убили кого-то из гомосексуалов, то с энтузиазмом одобряет все это: «Я тоже убила бы!» Я думаю, если она узнает о моей ориентации, то откажется быть моей матерью».
Вполне возможно, что мать знает о том, что с дочерью «что-то не так»:
«Она тщательно следит, чтобы я не общалась ни с кем из девушек, но в то же время не против моего общения с парнями».
И Нигяр действительно пробовала завести отношения с парнями: «Сосед наш, который жил в Англии, приезжал недавно на обручение брата. Мы с ним начали переписываться, общались и встречались примерно месяц, но так ничего и не вышло, все сошло на нет. Я выходила на свидание с ним, а сама смотрела на проходящих мимо девушек. Он так и не понял, что к чему».
«Где ты знакомишься с девушками?», — спрашиваю я Нигяр. «В основном, в интернете, — беззаботно отвечает она. — Но не всегда отношения заходят далеко. Иногда это только поцелуи. Сейчас я одна. Мои прошлые отношения продлились семь месяцев — самые долгие — и закончились два года назад. Я до сих пор люблю эту девушку. Но она не хочет мириться».
Нигяр не всегда нравится «фейсбучное» сообщество:
«Девушки там спят с кем ни попадя, принимают всякие препараты, мне это кажется противным».
В остальном Нигяр — самая обычная девушка. Учится в вузе, гуляет с друзьями, ходит в кино.
Нармина
В
отличие от Нигяр, Нармине пришлось столкнуться с дискриминацией и несправедливым отношением в социуме:
«Я состояла в Организации молодых студентов в колледже. Там же состояла одна моя хорошая знакомая. Распространились слухи, что она была со мной в отношениях. Девушка хотела баллотироваться в председатели организации, но слух дошел и до учителей. Ей не разрешили стать председателем, аргументировав это так: «Мы не позволим, чтобы какая-то лесбиянка стала тут председателем». Хотя она вовсе не была лесбиянкой.
Я не стала дожидаться, пока меня выгонят из организации, ушла сама. Меня даже не хотели слушать, когда я пыталась объяснить, что моя знакомая вовсе не лесбиянка.
В колледже узнали о моей ориентации. У меня прекратились отношения со всеми, все обсуждали меня за спиной, смеялись мне в лицо.
После этого в колледже многие парни не разрешали своим девушкам общаться со мной. Сейчас я работаю, если и здесь узнают, то уволят, 90 процентов работающих здесь — гомофобы».
При увольнении работника в трудовой книжке редко пишут реальную причину. Хотя это по закону можно оспорить, Нармина не хочет лишних проблем. «Если на работе узнают, я сама уйду, бороться не буду».
Сейчас директор периодически вызывает Нармин к себе в комнату и спрашивает: «У тебя есть знакомые геи?»
«Он у меня в друзьях в Фейсбуке, видит мои публикации и комментарии в защиту ЛГБТ-сообщества. Прямо в лесбийстве меня не обвиняет, видимо, считает, что я просто гуманист и лояльна к гомосексуалам. Заводит к себе и часами разговаривает, хочет отвратить от опасных мыслей».
В семье Нармины тоже не знают, что она лесбиянка: «Мои родители религиозные, они никогда этого не примут. Помню, как моя мать сказала как-то: «Лучше умереть, чем узнать, что кто-то из твоих детей — гей». Поэтому я молчу, о будущем не думаю, мне бы сегодняшний день прожить».
Нармина очень привязана к матери, и это мешает ей уехать в более «толерантную» страну, хотя материально она не зависит от семьи.
«Я много раз хотела ей сказать: «Мама, твоя любимая дочка не такая, как ты думаешь». Но мне кажется, что после этих слов я просто должна умереть. Я и была близка к суициду».
Нармина как-то обратилась к психологу, которого ей разрекламировали; среди его пациентов, якобы, немало знаменитостей, сам он закончил Московский государственный университет. В процессе консультаций «психолог» стал ее домогаться.
«Он уверял, что пробудит во мне интерес к мужчинам. Говорил, что при этом не нарушит мою девственность. Хорошо, что я с ним не встречалась, мы только переписывались. Гонорар за консультации он собирался взять «натурой»».
Динара
Д
инара – ярко выраженный «дайк». Так она о себе говорит. «Дайки», по местной терминологии, – это девушки-лесбиянки с мужской позицией и мужским поведением. У нее короткая стрижка и носит она чаще всего спортивную одежду. В общем, она из тех, у кого ориентация «на лице написана».
В семье Динары девушку поддержал отец, что для азербайджанских мужчин нетипично. «Мать, напротив, очень агрессивна, говорит мне обидные вещи. Говорит, что я принесу несчастья девушкам».
Мать заставила ее расстаться с любимой девушкой.
«Она застала меня, когда я говорила с ней по телефону, отобрала телефон, отругала и избила меня. Потом позвала ту девушку к нам в гости на разговор. В результате девушка охладела ко мне, а в один прекрасный день я получила от нее пригласительный на свадьбу».
«Да, хотя я и «тема», хотя я «дайк», но я живу здесь, я мусульманка, держу орудж [пост — авт.]. Многие мне говорят: «Зачем ты держишь пост, он не зачтется, ты ведешь образ жизни, неугодный Богу. Может, я и грешу, но я стараюсь держать пост, делать добрые дела, чтобы Аллах простил мне мой грех. Недавно один человек сказал мне, что я шейтан [«демон» — авт.], не поверите, мне было так обидно».
Динара считает, что ЛГБТ-сообществу очень вредит «неумеренная страсть». Если бы девушки-лесбиянки не были такими темпераментными, не проявляли бы свои чувства на публике, было бы больше чистой любви, отношение к ним было бы лучше, считает она.
Сейчас у нее есть девушка, отношения с которой длятся уже четыре года.
«Нам не дают встречаться, общаться, всячески препятствуют. Но мы друг друга очень любим. Я жду, когда нам исполнится 18 лет, чтобы уехать с ней отсюда. Ей пока только шестнадцать. Мне приходится молчать ради нее».
