В Грузии политических партий по-прежнему нет
«Националы» разделились шумно и скандально. Это напоминало развал семьи, когда ее члены — специально для соседей — оскорбляют друг друга и швыряются сковородками и кастрюлями.
Но сейчас пора уже забыть эту шумиху и спросить — что изменилось на грузинском политическом ландшафте после этого размежевания?
Вначале ответим на вопрос, а каков этот самый ландшафт? Чем он похож и чем отличается от ландшафтов развитых демократий?
Один из важнейших показателей развитой демократии — система политических партий. Состоявшиеся демократии опираются на сильные и стабильные партии (хотя в последнее время и у них с этим не без проблем, что провоцирует разговоры о кризисе демократии). В Грузии же таких партий нет и никогда не было.
Скандал «националов» стал очередным доказательством такого положения дел. Его можно включить в контекст массового самоубийства партий, происходившего после октябрьских парламентских выборов 2016-го.
Сразу после оглашения их итогов развалились «Свободные демократы» и «Государство для народа», которые твердо верили в то, что смогут преодолеть пятипроцентный барьер и, можно сказать, были не слишком далеки от цели.
Разделились и «республиканцы», у которых шансов никогда не было, но некоторые к ним все-таки относились как к силе, с которой надо считаться.
Оказалось, что в Грузии такие вот уязвимые и невротические партии — не переносят шока от поражения.
«Национальное движение» все-таки несколько иное, оно всегда оставляло надежду на то, что является настоящей партией. Они первыми сумели пройти три политических цикла — появились как оппозиционное движение, стали правящей партией и в конце сумели пережить потерю власти, при том, что новое правительство видело своей главной целью его полный разгром. Таким достижением не может похвастать никто в Грузии.
Поражение на последних парламентских выборах партию, естественно, разочаровало, но объективно итог не был таким уж плохим — она осталась практически единственной оппозиционной и сохранила хорошие перспективы на будущее.
Каждая грузинская партия, обладающая реальным политическим весом, всегда была создана вокруг одного сильного лидера и оказывалась зависимой от него организацией
Но предстояло сдать самый сложный и болезненный экзамен — решить вопрос лидерства.
Каждая грузинская партия, обладающая реальным политическим весом, всегда создавалась вокруг одного сильного лидера и оказывалась зависимой от него организацией. И большинство избирателей видело в «националах» партию Михаила Саакашвили.
Это считалось силой партии (поскольку у Миши много единодушных сторонников) — и одновременно слабостью. Слабостью не потому, что многих Миша раздражал, а потому, что зависящая от одного человека партия слаба сама по себе, и по большому счету партией и не является.
Если с лидером что-то происходит — это немедленно отражается на самой партии (как с организациями Эдуарда Шеварднадзе или Аслана Абашидзе после того, как они ушли). Тогда партия или исчезает, или разваливается на противостоящие части, на дух не переносящие друг друга (как это произошло с оставшимися без Звиада Гамсахурдиа «звиадистами»).
В последние годы самым уязвимым местом «Национального движения» стала проблема лидера. После утраты грузинского гражданства и вхождения в украинскую политику у Саакашвили не было формального права руководить партией, а фактически эта функция давалась ему с трудом. Кто должен был взять на себя эту роль?
Тбилисское руководство (которых сейчас называют «раскольниками») размышляло над тем, как превратить партию в организацию европейского типа, где в приоритете принципы и процедуры, а не воля одной, пусть заслуженной и популярной, персоны. На их взгляд, это не означало бы отделения Саакашвили от партии, за ним оставалась бы позиция символического лидера, но не реальное управление.
Парадокс в том, что избавиться от зависимости партии от одного человека зависит от доброй воли этого самого человека – Михаила Саакашвили. Это изначально говорит о фундаментальной слабости позиции «раскольников». А с сегодняшних позиций демонстрирует еще и наивность их размышлений: почему, собственно, Саакашвили должен был отказываться от контроля над собственной партией?
На самом же деле такое решение не было бы проигрышным и в его собственных интересах. В реальности Саакашвили в его новой ситуации было сложно управлять партией, и это мешало его деятельности в Украине. Шанс на победу в выборах 2016 года был мизерный (сам Саакашвили в это не верил), поэтому объективно — не в его интересах было отвечать за партийную деятельность.
Саакашвили делает расчет на революцию
Стратегически это представлялось выигрышным: дать грузинскому народу сполна вкусить плоды политики «Грузинской мечты», и тогда наступила бы тоска по золотому периоду Миши. Если бы наступило такое время, в глазах большинства «Национальное движение» продолжало бы ассоциироваться именно с ним как самая убедительная политическая сила.
Но Саакашвили сделал другой расчет.
Причиной раскола партии стали не только личные амбиции (хотя надо признать, что без этого политика партия никогда бы не существовала). Добавилось еще и различие в стратегических взглядах.
Саакашивили, по всей видимости, не верит в то, что Иванишвили может уйти, если проиграет в выборах, и поэтому, по его мнению, «Национальное движение» должно было трансформироваться в партию массового протеста, приблизить неминуемый крах «Грузинской мечты» и овладеть властью по революционному сценарию. Только так можно объяснить, почему Саакашвили предлагал не признать итоги выборов 2016 года и рекомендовал отказаться от работы в парламенте.
«Раскольники» теоретически не отрицают, что такой сценарий когда-нибудь можно разыграть. Но на этом этапе революционных настроений в народе в Грузии не ощущали.
Более того, по их мнению, именно чрезмерно радикальная риторика и тактика помогали правительству Иванишвили пугать избирателей дестабилизацией, которую якобы провоцировали «националы». Именно на это был ориентирован подспудный избирательный посыл «Грузинской мечты», что-то типа — «Возможно, особых достижений у нас нет, но, если не хотите конфликтов и неразберихи, голосуйте за нас».
По мнению «раскольников», радикальная предвыборная риторика Саакашвили лила воду на мельницу Иванишвили. И, похоже, это обвинение стало последней каплей, которую он своим «бывшим одноклубникам» не простил.
Известие о конфликте между кабинетной элитой и «рядовыми активистами» («простым народом») — это политическая технология, которую Саакашвили выбрал абсолютно точно.
Тактически Саакашвили одержал полную победу — с ним остались название «Национальное движение», большинство единомышленников и активных сторонников. Но что мы получили стратегически?
Если его подход не изменится, партия может рассчитывать только на волну народного недовольства для того, чтобы свалить власть «мечтателей». Получается, партия должна повторить путь «коалиции против Миши», которая в 2007-2009 годах дошла до полной маргинализации.
Власть «Грузинской мечты» трудно называть успешной. Но в течение четырех лет она и катастрофических ошибок не совершала. Так откуда эта уверенность в том, что она их совершит в будущем? И насколько политически выгодно находиться в ожидании такой катастрофы? И как надолго хватит сил у находящегося за рубежом лидера на поддержание энтузиазма в своих нетерпеливых сторонниках, если не будет реальных действий против режима Иванишвили?
Перед «раскольниками» тоже стоит сложная задача — им предстоит заново выстраивать солидарность в рядах своих сторонников, что без известного и харизматичного лидера может оказаться весьма сложной задачей. И только политический опыт, обладание парламентской трибуной и фактическая монополия в стане оппозиции не дают считать их стартовую позицию безнадежной.
Предсказывать будущее – всегда неблагодарное дело. Посмотрим, что будет дальше. Сейчас же ясны два обстоятельства:
развод «националов» оставил в выигрыше только «Грузинскую мечту», или самого Бидзину Иванишвили;
и второе — настоящих политических партий в Грузии по-прежнему нет, и признаков их появления – тоже.
