- Вы тоже в Шушу едете?
К нам подходят две женщины, одна из них - с букетом гвоздик.
- Да. Вы шушинцы?
- Да. Автобус, кажется, еще не подошел.
- Нет еще. Мы тоже ждем.
Женщина лет пятидесяти выглядит очень взволнованной. Ее дочери чуть за двадцать, и она гораздо сдержаннее.
- Ну, успокойся, все уже позади, наконец-то едешь на родину, радуйся, – говорит она матери с улыбкой.
06:30. После проверки документов и сумок пассажиров автобус отправляется в путь.
-Алло, привет, вечером я у вас, накрывай на стол. Да, в Шушу еду. Клянусь твоим здоровьем! (от души смеется). Помнишь моего коллегу из Грузии, вот с ним вместе и едем. А на обратном пути сойду в Ахмедбейли и приду к вам. Так что накрывай на стол (опять смеется).
Я понимаю, что сидящий позади нас мужчина лет сорока-сорока пяти так радостно говорит по телефону со своим знакомым из села Ахмедбейли Физулинского района, через которое мы будем проезжать.
Всю дорогу невольно прислушиваюсь к разговорам других пассажиров. Давешние мать и дочь сидят на два ряда впереди нас.
- Маам, интересно, ваш дом уцелел?
- Да бог с ним, с домом. Мне лишь бы могилу отца своего найти. Если ее разрушили, я не вынесу.
- Дай бог, найдем, не переживай. Но мне все же хочется увидеть дом, где ты родилась и выросла.
Мы останавливаемся в придорожном кафе, чтобы отдохнуть и позавтракать, и заодно поговорить с владельцем.
Бахтияр родился в Ахмедбейли, но 12 лет прожил в Баку.
- Остался там после учебы, потому что здесь работы не было. А десять месяцев назад вернулся. Увидел, что после войны здесь все задвигалось, приезжих прибавилось, все открывают кто магазин, кто кафе, кто ресторан. Вот и я тоже приехал и это кафе открыл. У местного населения тоже дела на лад пошли. Всю еду, которая подается в этом кафе, мы готовим из продуктов, купленных у местных жителей. Все местное – мясо, куры, яйца, масло, сыр, овощи, фрукты, хлеб – рассказывает Бахтияр.
Вскоре после поста за окнами автобуса начинают мелькать городские пейзажи Физули. Точнее – то, что осталось от города. Еще точнее – то, что не осталось. Город стерт с лица земли. Трудно представить, что здесь не то чтобы 30, а даже 100 лет назад стояли дома, школы, детские сады, больницы, люди были заняты своими делами, спешили на работу и домой. В автобусе наступила тишина. Все стараются сфотографировать то, что видно из окна. Время от времени кто-то вздыхает.
Мы едем по извилистой дороге, ведущей в Шушу. По мере того, как автобус поднимается в гору, на обочине становится больше снега. Хотя сегодня солнечно и ясно, чувствуется, что еще пару дней назад был снегопад. Через каждый 10-15 метров предупреждают о минах треугольники из желто-красных лент, намотанные на деревянные опоры.
Проехав одна за другой опустошенные деревни у подножия горы, мы поднимаемся все выше.
В автобусе опять шумно. Двое пассажиров спорят. Один говорит, что в этих деревнях никто не жил со времен первой карабахской войны, другой - что и в самой Шуше, и в окрестных деревнях жили армяне и покинули их после второй войны. Хочу вмешаться и подтвердить слова второго, но сдерживаюсь.
Проезжаем пост российских миротворцев. Вскоре перевал заканчивается, и мы приезжаем в Шушу.
Автобус останавливается перед расположившимся возле заброшенного почтового отделения рестораном Qoç ət – его открыли в октябре 2021 года. Пассажиров просят сойти и собраться вместе. Молоденькая девушка-гид первым делом уточняет, кто из приехавших – шушинцы. Молчавшая всю дорогу, на все вопросы отвечавшая растерянным взглядом женщина 35-40 лет, наконец, заговаривает:
- Наш дом был возле мечети Юхары Говхарага. Можно мне туда пойти? – спрашивает она дрожащим голосом.
«Конечно», – отвечает гид, и перепоручает женщину и ее мужа двум военным. «Спасибо, большое спасибо, - говорит она и начинает плакать. Муж обнимает ее, пытаясь успокоить. Отделившись от группы, они уходят. Другие шушинские семьи в сопровождении полицейских также направляются к своим домам.
А мы, нешушинцы, начинаем экскурсию. Нам показывают дома, где жили люди-легенды – ханская дочь, знаменитая поэтесса Хуршудбану Натаван и певец Бюль-Бюль. Мавзолей Молла Панах Вагифа (поэт и политик 18го века) уже успели восстановить. Другие достопримечательности ожидают восстановления – например, многие мечети. Про мечети беженцы из Шуши всегда много рассказывают; некоторые говорят, что раньше в Шуше было по мечети на каждый квартал.
Мечети Саатлы и Юхары Говхарага в аварийном состоянии и их сейчас восстанавливают, говорит нам гид, так что на них мы смотрим издали. А вот от мечети Ашагы Говхарага остались только развалины.
Теперь их привезли домой.
Дом Бюль-бюля сохранился, но не уцелело ни одного экспоната музея, так что сейчас экспозиция состоит из его фотографий. Зато уцелело тутовое дерево во дворе, на которое будущий артист любил лазить в детстве, когда его еще звали просто Муртуза Мамедов. По легенде, свое прозвище Бюль-Бюль («соловей» на азербайджанском) он получил за умение имитировать пение птиц, сидя на ветвях этого самого дерева.
Выйти за строго очерченные рамки экскурсионного маршрута было никак невозможно, и на вопросы о разрушениях нам отвечали неохотно. Говорили только, что «со временем все восстановят».
Гид предупредил нас, что, даже если на дверях домов написано «Проверено, мин нет», входить внутрь категорически запрещено – там все равно может быть опасно.
Одними из первых возвращаются молчаливая женщина и ее муж. На сей раз она улыбается. «Увидели свой дом?» – спрашивает один из попутчиков. «Увидела», – отвечает она с улыбкой. Собеседник явно ожидает подробностей, но женщина вновь умолкает.
Когда, пройдя через ворота, мы выходим на Джыдыр дюзю, нас нагоняет семья, состоящая из двух сестер лет по 50-55, сына одной из сестер и их пожилых родителей. Одна из сестер на ходу говорит, ни к кому не обращаясь:
- Здесь юность наша прошла. В школе с уроков сбегали и сюда, на Джыдыр дюзю, приходили. Мне 22 года было, когда уехала из Шуши. Здесь прошли мои лучшие годы. А вся жизнь на чужбине прошла.
- И на том спасибо. Я так боялась, что и помрем на чужбине, никогда больше не увидев Шушу. Слава Аллаху, после стольких мучений, после всей этой тоски, мы снова здесь, – отзывается ее мать.
Я заговариваю с тетей Джавахир. Выясняется, что, хоть Шушу она и повидала, но дом свой застать не смогла. Война не пощадила «учительский дом», где жили они когда-то с детьми и мужем Сабиром, работавшим здесь преподавателем.
- До сих пор храню ключ от нашей квартиры, но двери, которую он открывал, уже нет, – показывает она хранимый на груди ключ. – Эх, все праздники наши, все мероприятия проходили на Джыдыр дюзю. Жизнь у нас отняли.
Разговаривая с тетей Джавахир, я замечаю тех самых мать и дочь, что привезли из Баку букет гвоздик. Цветов у них уже нет. «Нашли могилу отца?» – вырывается у меня невольно. Взгляд женщины застывает, она качает головой, слезы текут по щекам. Дочка крепко обнимает мать и говорит: «На обратном пути мы зашли на новую Аллею шехидов, там и возложили цветы».
Впереди – получасовая остановка в том же самом кафе в Ахмедбейли и обратный путь в Баку.
В автобусе снова тихо. Наверно, все устали и у всех смешанные чувства, как и у меня.
Самира Ахмедбейли
Фото
Иса Мусаев
